Мой лучший друг товарищ Сталин

Мери была великолепна. Царственным жестом протянула ридикюль кондуктору — подержать, а сама принялась рыться в сумочке в поисках билета. Она оказалась отличной актрисой. Копаясь в сумочке, взволнованно говорила кондуктору:

— Боже мой, забыла билет! Как же так!

Нервно стала выбрасывать из сумочки губную помаду, пудру в руки кондуктору. Кондуктор (сама забота!) успокаивал ее. Подключился помогать и агент — всем хотелось услужить красотке.

— Не спешите, — уговаривал кондуктор. — Вы хоть место свое помните?

— Нет, в том-то и дело…

Она и правда очень волновалась, так что все получилось вполне натуралистично.

Билет был найден, только когда поезд уже трогался.

Кондуктор, продолжая держать под мышкой ее ридикюль, взял билет. Агент торопливо забросил ее чемодан в вагон. Она все так же величественно проследовала внутрь, кондуктор важно внес в купе ее ридикюль…

На дне ридикюля под салфетками и лежал сверток с чертежами и детальным описанием первой в мире атомной бомбы.

Я благополучно вернулся в Москву. Чертежи подтвердили правильность предыдущей информации. Производство нашей первой атомной бомбы началось.

Помню, ночью мы поехали с Берией в так называемый «Курчатник». Это был большой участок леса, огороженный стеной. Мы прошли в какой-то огромный длинный сарай. Везде встречались люди с военной выправкой — в штатском и в форме. Охрана — повсюду.

В большом плохо освещенном зале сидели несколько человек… За столом президиума — некто с длинной бородой. Это и был Курчатов — «Борода» (так его прозвали). Главный руководитель «яйцеголовых» (так называл физиков Коба).

Когда мы вышли на сцену, Курчатов вскочил и страстно зааплодировал, глядя на меня. Берия изумленно посмотрел на него… Но уже в следующую минуту понял: Курчатов часто видел «самого». Понял ошибку и Курчатов, уселся на место.

Берия заговорил, кивнув в мою сторону:

— Мы с заместителем министра иностранных дел товарищем Фудзи, много сделавшим для нашего проекта, рады сказать, что Иосиф Виссарионович Сталин, лучший друг и наставник советских ученых, внимательно следит за вашей работой. Он просил передать вам все то же: «Должна быть создана в кратчайший срок». От себя разъясню детали. Работу необходимо закончить к семидесятилетию любимого вождя — к 1949 году. И хочу предупредить: здесь на ряде строительных объектов работают заключенные. Не закончите к сроку — займете их место. Вопросы есть?

Присутствующие молчали.

— Желаю успешно трудиться. Всем необходимым мы вас обеспечиваем. Если что нужно — сообщайте, рады будем помочь.

В автомобиле Берия сказал мне по-грузински:

— Сбрей усы. А то в темноте я тебя боюсь…

Я пообещал, что усы срежу и даже отращу эспаньолку. Вообще-то у нас странное сходство: мне достаточно изменить прическу…

— Очень ты на него был похож в темноте, — заметил Берия.

Сбежавшая с полотна Боттичелли

Когда я приехал в Особняк, чтобы написать отчет, там меня ждал привет от Лаврентия. Даша.

“Дашенька”, как она сама себя называла, вошла в мою комнату. Молча, медленно, картинно сняла с себя кофточку. Потом так же неторопливо освободилась от лифчика и погладила крепкую высокую грудь. Поиграла ею и засмеялась.

— Поспешите, товарищ. Вот выйду замуж, рожу… и все! Конец красоте.

Юбка упала к ногам. Она стояла в тех же ажурных чулках… Повернулась и, чуть наклонившись, поиграла задом.

— То, что ты девка, я и так знаю.

— По-моему, не оценили. Начнем сначала. Посмотри, какая совершенная грудь с торчащими сосками. Ты необразован, как вы все, и вряд ли знаешь, что Мария-Антуанетта отлила бокалы по форме своих грудей. У меня вышло бы не хуже. Смотри, это не просто длинные ноги, они породистые… Видишь эту совершенную сухую щиколотку? И, наконец, узкая талия и божественный переход к бедру! Каково?! И, конечно, попка… кругла, но в меру. Я уверена, что одежду придумала старая карлица. Ох, как было бы прекрасно всем ходить голыми. Ужасное слово — «голыми». Лучше — «нагими». Когда летом я выхожу на пляж, все дамы вжимаются в песок. Неужели ты не видишь, жалкий слепец: я — Весна, сбежавшая с полотна Боттичелли.

А потом… Металось на подушке ее лицо… И огромные темные глаза сквозь золотые волосы.

Шептала:

— Да… хотела. Ты страшный, еще кровавей его. Ты убийца, да?

Голые, сидели на кровати и радостно целовались. Как в юности.

— Пионерская любовь, — сказала она.

Потом она ушла. Я лежал на простыне, сохранившей запах ее духов. На столе стоял ее недопитый бокал. Я понимал, что погиб… что впереди пытка — знать, кто она, и желать ее. Но почему она?! Ну чего в ней особенного? Красавица? Будто не было у меня красавиц… Блядь? Я посетил самые дорогие бордели. Нет, ничего в ней не было особенного. Просто молодая. Лгу. В ней было особенным… все! Страсть. Она воистину обожала, когда… Думаю, обожала в тот миг всех нас… А я обожал только ее. В этом была разница. И погибель.

И началось — та неделя. Из всей моей жизни, может быть, она одна и останется…

В перерывах между любовью Даша с каким-то дерзким упоением рассказывала: