Мой лучший Новый год

Но литературные штудии, даже самые успешные, означали немногое без полновесных публикаций. Пробиться на страницы тогдашних журналов являлось задачей чрезвычайно сложной. Я штурмовал их лет с девятнадцати. Рассылал рассказы по кругу, от «Молодой гвардии» до «Литературной учебы». Отовсюду отвечали – не было случая, чтобы не ответили. Все редакции имели штат литконсультантов, которые убедительно и аргументированно могли доказать любому, почему его творение не имеет права быть напечатанным.

И наконец! Ровно в тот месяц, как я защищаю диплом в своем энергетическом, журнал «Студенческий меридиан» печатает мой первый рассказ! (Спасибо тебе, Володя Слуцкий, низкий тебе поклон!)

В ту пору тиражи были совершенно несоизмеримы нынешним. У «Студмеридиана» он превышал полмиллиона. И любая публикация становилась действительно заметной. Одно из самых прекрасных воспоминаний того времени: февраль восемьдесят второго. Номер только что вышел. Я иду по студенческому городку в Лефортове, явно адресуясь к пивной. И практически каждый встреченный знакомец жмет руку: «Молодец! Читал. Поздравляю!»

И сразу как прорвало. До конца года «СтудМер» печатает в разных номерах еще пять моих рассказов. Два звучат по радио, в самой популярной передаче «С добрым утром!». Пару других отбирают для сборника. Выходит мой рассказик и пара мини-фельетонов в «Крокодиле», а огромный, на разворот, фельетон, который мы делаем вместе с другими «лицеистами», получает годовую премию журнала.

Не говоря о том, что в те годы юмористические разделы имеются едва ли не у всякой уважающей себя газеты и журнала. В «Лесной промышленности», например, он носит название «Веселая опушка». Есть такие и в «Гудке», «Советской торговле», в «Советском шахтере». Там я тоже подвизаюсь.

Помимо прочего, литература, оказывается, хорошо оплачивается! Однажды при мне в редакции «Студенческого меридиана» делали разметку: руководители расписывали гонорары для подведомственных авторов. И вот Володя Слуцкий, заведующий юмористическим разделом, лукаво эдак смотрит на меня и спрашивает: «Ну, сколько тебе выписать?» Рассказ мой составляет четыре с небольшим машинописные страницы, поэтому я говорю неуверенно: «Рублей двадцать?» – но даже эта сумма кажется мне гигантской. Володя усмехается и недрогнувшей рукой расписывает – шестьдесят пять.

Шестьдесят пять! Гигантские по тем временам деньги! Студентом я получал повышенную стипендию сорок шесть (в месяц). После вуза пошел младшим научным сотрудником на сто двадцать. А тут – шестьдесят пять! За плод пусть вдохновенной, но всего лишь трехчасовой работы!

Поэтому к моменту следующей встречи с моей возлюбленной Ленинградкой я не просто студент. Я полноценный инженер и лейтенант запаса. А главное, хоть и начинающий, но известный автор и журналист.

Наша новая встреча происходит при следующих обстоятельствах: в Москве женится тот самый мой друг Валентин. Я, естественно, приглашен. И она тоже.

Все, как говорится, во мне снова всколыхнулось. Но в этот раз я не повторяю свою ошибку годичной давности. Я отгоняю от девушки всех ухажеров, действительных или потенциальных. Я танцую, рассыпаюсь, подпаиваю. И в одном из медленных танцев – неожиданно даже для себя – выпаливаю: «Выходи за меня замуж». Чем, возможно, удивляю ее – или даже пугаю.

Она, очень разумно, сводит это к шутке, анекдоту, ха-ха-ха.

Отшумела свадьба – а через пару недель я приезжаю в Ленинград. Живу в ведомственной гостинице. Мы с Ленинградкой первый раз встречаемся в метро «Площадь Восстания». Гуляем по городу, и где-то на Марсовом поле я, теперь в здравом уме и трезвом сознании, повторяю свое предложение. И с того момента начинаю ездить в город на Неве как жених.

Для тех, кто не помнит реалии советской жизни, естественен вопрос: а чем снискивает в то время хлеб насущный автор? Только бегает по редакциям и пристраивает свои юморески?

Конечно, автор служит. Не служить в то время было нельзя. Тем более вчерашнему выпускнику. Должен напомнить, что для студентов в социалистические времена существовало распределение, а именно: каждый обязан отработать там, куда его направят, как минимум три года.

Я попал в институт, название которого начиналось с аббревиатуры ВНИИиПИ – то есть: «Всесоюзный научно-исследовательский и проектно-изыскательский». Имени собственного я приводить не буду, тем более что учреждение существует и поныне и, судя по сайту, неплохо себя чувствует. Наверное, институт и тогда, в начале восьмидесятых, делал большие и важные дела, однако я его, уж простите, воспринимал синекурой.

Служил я младшим научным сотрудником в научно-исследовательской лаборатории, в которой, как со смехом замечали люди мыслящие, не имелось ни единого прибора. Мы все сидели в этаком опен-спейсе по-советски: большой полукруглой комнате, где помещалось, если не изменяет память, четырнадцать канцелярских столов. Большинство из них занимали дамочки, которые все представлялись мне безнадежно старыми: в возрасте от «под тридцать» до «под пятьдесят».