Впрочем, надо отдать должное: еда в ресторане потрясающая. Мясо так и тает во рту, а соусы и подливы не имеют ничего общего с тем, что подавали в «Сирене». Шампанское — просто улет. После пары бокалов я действительно расслабилась и, щурясь от яркого света, больше не озиралась по сторонам. Все мое внимание сосредоточилось на Валентине. Опустив руку под стол, он нащупал мое колено, очертил чашечку и потянулся выше. Через длинный разрез на платье коснулся того места, где заканчивалась резинка чулок.
— Что ты делаешь?.. — шепотом поинтересовалась я и покраснела, став, кажется, такой же красной, как мое платье. — Это наверняка заметно со стороны.
— И что с того? — Валентин и не подумал отдернуть руку. — Привыкай не обращать внимания на посторонних и не интересоваться их мнением, тебе пригодится. Еще шампанского?
Глава 34
Зачем мне это пригодится, где я стану использовать подобные навыки, не уточнила. От шампанского тело приятно расслабилось. Стало легким, словно бы невесомым. Немного кружилась голова. Но это не от выпитого алкоголя, а от близости Валентина. Я с нетерпением ждала вечера, когда мы сможем вернуться в квартиру и заняться сексом.
На обратном пути, в машине, Валентин много шутил и вообще казался моложе, чем он есть на самом деле. Он будто сбросил с себя маску строгого, неприступного учителя, взирающего на меня, его безропотную ученицу, с высоты своего богатого опыта. Сексуального и не только. Теперь он стал гораздо ближе, подпустил к себе, и я надеялась, что это надолго.
И сама же все испортила…
Кто меня только дернул за язык? Зачем я воспользовалась моментом и задала неподходящий вопрос? Могла бы догадаться, что это расстроит и даже рассердит Валентина. Но я так волновалась за маму, постоянно возвращалась мыслями к ней, просто не могла чувствовать себя счастливой и беспечной, зная, что она готовится к серьезной операции. А я, ее единственная дочь, нахожусь так далеко. Не могу даже поговорить с ней по телефону.
— Валентин, скажи, пожалуйста, это ты попросил Галину не подзывать маму к телефону? Твое указание выполняет сиделка?
Поспешно прикусила губу, но поздно. Вопрос был задан.
— С чего ты это взяла? — Валентин повернул голову. Глянул так, что стало не по себе. — Галина получила приличную сумму за то, что обязалась приглядывать за Комаровой. И обещала сделать все для ее удобства и хорошего самочувствия. Она имеет психологическое и медицинское образование, так что если решила, что разговор с дочерью не пойдет пациентке на пользу, значит, так оно и есть. Я здесь при чем?
И снова недовольный взгляд.
Как я могла нарушить очарование момента? Рассердила учителя, да и сама расстроилась. И все же не могла не заметить одну деталь, которую и прежде не раз подмечала.
— Почему ты назвал мою маму по фамилии?
Да еще так пренебрежительно. Ко мне он тоже часто обращался по фамилии, но я — другое дело. Я студентка Валентина Петровича Залесского, его ученица, которая отчаянно старается быть самой прилежной и послушной. Жаль, получается не всегда.
— А я должен именовать ее по имени-отчеству? — Валентин усмехнулся, но на этот раз не взглянул в мою сторону. — Она мне еще даже не теща, так что не нагоняй панику.
Я старалась. И услышав его замечание, тоже невольно улыбнулась. Все так, совсем скоро Валентин станет зятем моей мамы. Как бы мне хотелось, чтобы двое моих самых близких, самых любимых людей понравились друг другу. Пусть бы не полюбили, но хотя бы жили дружно. Знаю, многие зятья порой воюют с тещами, разрушая семью изнутри. Я очень надеялась, что с нами такого не случится. А то, что Валентин не разрешил рассказывать маме о нем, списала на его же добродетель. Подумала, что он не захотел лишний раз волновать больную женщину. К тому же, многие мужчины опасаются знакомства с родителями, о таком я тоже слышала.
— Раз мы с тобой живем вместе и собираемся пожениться, может быть, не стоит больше скрываться? — предположила вместо этого. Вспомнила об отчаянном желании Катьки Кузнецовой заполучить сексуального препода и решила предотвратить ее попытки. — Я имею в виду в институте…
Валентин снова усмехнулся — на этот раз как-то радостнее, простодушнее. Когда мы не вели речи о моей маме, он словно бы расслаблялся, переставал закрываться.
— Знаешь, Ирина, эта игра мне стала нравиться. Да ты и сама заводишься, когда чувствуешь, что делаешь что-то запретное. Разве не так?
— Я… — не сразу нашла, что ответить. — Я никогда не думала об этом. Да и вообще: какая разница, знают о нас или нет. Мы все равно скоро поженимся и уедем.
Коснулась его руки, лежащей на руле. А он одарил меня продолжительным взглядом, полным обещания дикого, страстного секса. Все мое нутро отозвалось на этот немой призыв.