Он энергично закивал.
— Обещаю, Эйна! Вот выпей еще…
Его чай горчил.
— Давай работать, — сказала я. — Тебе еще многому нужно научиться.
В другое время смерть знаменитой артистки стала бы самой обсуждаемой сплетней на месяцы вперед, но только не сейчас, ведь Кинар готовился к Дням благоденствия. До первого летнего новолуния оставалось меньше недели, и в праздничной суете о бедной красавице почти сразу забыли.
Обо мне тоже.
Проведение обряда в первый день праздника считалось важной обязанностью лорда управителя, и Кернел должен был сейчас готовиться. Это означало, что я не могла выяснить у лорда про решение ее брата порвать с артисткой, даже если бы набралась смелости задать прямой вопрос.
На следующий день после трагического известия Кейра перехватила меня во дворе конюшни. Девушка с мечтательным видом махала метлой, скорее создавая видимость работы, чем по-настоящему наводя чистоту. Ей повезло, что у меня не было настроения делать замечания.
— Ты уходишь, уважаемая?
— Я ненадолго. Ты что-то хотела?
— Да, тетушка! Я кое-что что должна сделать! Подожди…
Я остановилась, глядя вслед девчонке, которая убежала, бросив метлу прямо на землю.
— Что сделать? — выкрикнула я, но Кейра уже возвращалась из единственной уцелевшей кладовой под жилыми комнатами…
Возвращалась с ящиком из лавки дядюшки Тала.
— Откуда это? — удивилась я.
— Один господин принес. Такой хороший господин, красивый…
Кейра улыбалась.
— Лекарь Десмий?
— Так он назвался, — девчонка закивала и поправила локон.
— Я поняла. Отнеси ящик Вилу.
— Да, уважаемая.
Она нежно прижала к себе деревянную коробку как будто это был драгоценный подарок, а не пустые стеклянные баночки среди соломы. Жизнь продолжалась. Кто-то мечтал, а кто-то умирал… По веселому городу, который готовился отмечать Дни благоденствия, я направилась к Родниковому огородку в дом Ринелии.
Моя рука замерла над молоточком. Особняки по соседству уже украсили фонариками, и ограды вокруг них выглядели нарядным. Среди всех один только дом певицы оставался темным.
На стук никто не отозвался, и я снова начала сомневаться в решении прийти сюда… Я постучала еще раз, и только тогда внутри дома раздались шаги.
— Уважаемая, травница! — обрадовалась мне Нолма, словно мы были родней. — Заходи.
Глаза у компаньонки Ринелии выглядели опухшими, а лицо — красным.
— Извини за вторжение… Не стану желать хорошего дня… Я…
— Проходи, проходи!
Нолма потянула меня в дом. В уголках ее глаз скопились слезы, и женщина промокнула их передником. Тяжелая дверь особняка захлопнулась.
— Моя бедная госпожа!
— Неужели это правда? — спросила я.
Нолма оперлась рукой на мое плечо, а ведь весила она немало. Особняк, который я видела оживающим и наполненным надеждой, сейчас был ужасно тихим, и только на вершине лестницы стояла пара напуганных молодых прислужниц. Смерть перед Днями благоденствия считалась дурным знаком. Заметив, что я смотрю на них, девушки скрылись.
— Эта беда действительно на нас свалилась, уважаемая.
— Я сожалею о судьбе твоей госпожи.
Прислужница начала тихо плакать.
— Так что случилось, уважаемая? Не посчитай мой вопрос праздным — госпожа Ринелия не была мне безразлична.
— Я знаю, травница! Знаю! Госпожа так хорошо говорила о тебе! Говорила, что ты спасла ее…
Я подхватила Нолму под локоть и отвела к лестнице. Мы сели прямо на ступеньки, а затем женщина снова промокнула глаза. Это не помогло. По ее щекам тут же побежали два потока слез, а рот страдальчески перекосило.
— Ну, хватит, — сказала я. — Не рви себе душу, тетушка.
— Как я могу! Моя бедная госпожа… Я ведь помнила ее совсем юной! Как ей, бедной, было тяжело подниматься… Сколько всего она вытерпела…
Нолма вцепилась мне в руку. Ее пальцы сжались вокруг моего локтя, словно когти хищной птицы.
— Не поверю, что госпожа сама сотворила это с собой! Ни за что не поверю!
— Разве нет? Госпожа Ринелия, конечно, показалась мне любящей жизнь…
— О! — воскликнула Нолма. — Она так сильно любила жизнь! Она умела бороться и никогда не сдавалась!
Женщина наклонилась к моему уху и зашептала:
— Перед смертью госпожа была сама не своя, но по-хорошему. Она была обрадована чем-то. Госпожа чего-то ждала, но так и не сказала мне, чего именно… А накануне… Накануне…
Нолма зарыдала, и я погладила ее по плечу. Пришлось подождать, пока женщина успокоится.
— Что случилось накануне, тетушка?
— Госпожа отпустила всех слуг… Даже мне она сказала уйти из дома. Она осталась одна…
— Ты думаешь, она сделала это, чтобы ей никто не помешал?
— Нет! — Нолма яростно затрясла головой. — Если бы я заметила, что госпожа расстроена, я бы не ушла. Она совсем не была расстроена! Наоборот!
— Что значит «наоборот», тетушка?
— Госпожа радовалась! Она не собиралась умирать! А утром…