Мой маг с высокой башни

— Как знать. Я бы предпочла держаться подальше от этого дома… Запри кладовую и можешь быть свободен. Ты вроде плохо себя чувствовал?

— Нет, — замотал головой мальчик. — Мне уже хорошо… Эйна!

Наставница задержалась.

— Что?

Вилис сглотнул.

— Я могу с тобой поговорить?

— Конечно, Вил. О чем?

— О… Ты понимаешь? Об этом.

Выражение на лице Эйны стало холодным, а глаза сузились. Вилис испугался, что наставница его прогонит.

— Ладно, — сказала она, и мальчик выдохнул. — Зайди ко мне, когда Тидел отправится спать.

Наставница ушла. Вилис повернул тяжелый ключ в замке кладовой, а затем прижался лбом к дереву двери. Отступать было поздно…

Он застал Эйну за штопаньем тиделовой куртки. На столе стояла зажженная свеча, огонек которой освещал руки наставницы.

Вилис вздохнул.

— Закрой дверь, — велела Эйна, не поднимая головы. — И говори.

— Ага…

Он ожидал холодного приема, но все равно стало обидно. Вилис сел напротив наставницы, не отрывавшей взгляда от шитья. Лицо у Эйны было отстраненным и казалось чужим.

— Наставница…

— Не трясись, говори уже. Я тебя не съем, ты же знаешь.

Мальчик шмыгнул носом, чтобы набраться смелости.

— Расскажи мне про свои травы. Насколько они лучше обычных?

Иголка в руках Эйны остановилась. Потом наставница подняла на Вила удивленный взгляд.

— Твои травы ведь необычные? — еще раз спросил он.

— С чего этот вопрос? — поинтересовалась Эйна подозрительно.

— Да так…

До книги алаазийца Вилис не задумывался, насколько странным это считалось среди колдунов. Искра жизни растений не должна была лечить людей. Совсем.

— Ты ведь не любишь, — мальчик перешел на шепот, — это дело? Но пользуешься?

Эйна серьезно посмотрела на Вилиса, отложила шитье и опустила руки на колени. Куртка осталась лежать на столе бесформенным комом, который отбрасывал тень на лицо Эйны.

— Хорошо, Вил. Спрашивай, — произнесла она с тяжелым вздохом.

— Как это получается, наставница?

— Вилис, ты не видишь разницу между срезанием травинок и убийством живых существ?

Он почувствовал раздражение, которое постарался скрыть. Во время последней встречи с алаазийцем они долго обсуждали несправедливое отношение к колдунам.

— Колдовство есть колдовство. Думать иначе лицемерно.

Эйна фыркнула. Вряд ли наставница ожидала такого ответа — Вил был рад озадачить ее, пусть это и были слова алаазийца.

— Знаешь, ты прав.

— Прав?

— Для мира разницы нет. Разница существует только в твоей голове. Для тебя лично.

Эйна потянулась и постучала пальцем по лбу Вила. Увернуться он, как обычно, не сумел.

— Только она и имеет значение… Ладно! Ты ведь не отстанешь… Всякий колдун должен с самого начала решить, что и при каких обстоятельствах он готов делать, потому что потом будет поздно проводить границы. Он не сможет отказаться от полученных возможностей. Колдовство будет затягивать все дальше и дальше, размывая пределы дозволенного, пока он окончательно не потеряет себя… Травы — моя граница, пересечь которую я соберусь только ради спасения чьей-нибудь жизни.

Эйна замолчала. Теперь Вилис с трудом удержался, чтобы не рассказать ей про алаазийца, но мальчик сделал этого. Во ее взгляде появилось нечто непреклонное, совсем как у отца, когда тот сжигал бабкины тетради, не обращая внимания на мольбы Вила.

— Пожалуйста, наставница. Ты обещала, что расскажешь мне однажды о своем прошлом… Пожалуйста.

Она прикрыла глаза. Сейчас Эйна не выглядела нищей травницей, которая тряслась перед магами и их слугами. Вилис даже задержал дыхание, боясь спугнуть наваждение.

— Хорошо, Вил, — вздохнула она. — Садись рядом. Это займет время.

Мальчик приблизился, и наставница погладила его по голове. Вилис решил не сопротивляться, когда ее пальцы принялись разбирать его волосы на пряди.

— Я понимаю, почему ты так стремишься к этой силе. Ты хочешь почувствовать себя значимым.

— Это плохо? — спросил он.

— Да. Колдун однажды — всегда колдун. Поверь, я пыталась, но так и не смогла отказаться от этой силы. Я увязла уже накрепко, но для тебя еще ничего не потеряно.

— Как пыталась? — заинтересовался Вил. — Почему?

Ему казалось, что сейчас Эйна снова замолчит, но сегодня наставница была необыкновенно откровенной.

— После одного случая… Понимаешь, Вил, я ведь хотела делать добрые дела, хотела помогать людям… Совсем как кое-кто еще, да? — Эйна грустно улыбнулась, а потом вздохнула. — Наверное, все с этого начинали… Мне повезло остановиться, хотя однажды я и зашла слишком далеко.

* * *

— Чем у нас пахнет? Скорее подавайте на стол! Я готов наброситься на еду!

Низкий голос отца всегда звучал с неуловимой и необъяснимой теплотой. Хассмель смеялся редко, но мне постоянно казалось, что он собирается вот-вот разразиться хохотом.