Мой маленький Будда

Я всё больше доверяю своему сыну и стараюсь не думать о том, с какими барьерами и трудностями он может столкнуться. Вернее, о том, чего он не сможет преодолеть. Он обязательно всё преодолеет, если не один, то с нашей помощью. Только протяните ему руку!

Толерантность

В техникуме, где я работаю, мне удалось создать драмкружок (моя давняя мечта!). За первый год мы сыграли четыре пьесы и имели огромный успех. Благодаря этому ребята сплотились, полюбили сцену, и наш драмкружок стал именоваться «Нашим театром». Поначалу неловкие, стеснительные статисты, которые на первом представлении и в роли без слов боялись выйти на публику, за год превратились в настоящих звёзд сцены. Нам нравилось вместе работать. Я по-настоящему привязалась к этим ребятам. Каждая репетиция превращалась в маленький праздник, не говоря уже о спектаклях.

Во время одного из таких вот «праздников», когда я что-то самозабвенно объясняла находящимся на сцене «актёрам», один из моих любимцев сделал замечание своему партнёру: «Сидишь, как даун!» Остальные громко засмеялись. А у меня внутри всё застыло. Будто я получила пощёчину, будто меня окатили ледяной водой. Я запнулась, а когда заговорила, сама испугалась своего голоса, таким он стал тусклым и невыразительным. Ребята ничего не заметили. Я кое-как довела репетицию до конца, так ничего и не сказав своим воспитанникам. Они меня разочаровали, но я проглотила это, как горькую таблетку, ко вкусу которой уже почти привыкла. Только раньше я получала это от посторонних людей, а тут… Мои любимые ученики… Мне даже не хотелось искать для них никаких оправданий: мол, они не нарочно, они не знали, что мой сын… и т. д. Это слабые аргументы. Речь не о моём сыне. На репетициях и даже на уроках иностранного языка я учила их быть терпимее друг к другу, принимать товарищей такими, какие они есть, потому что все мы очень разные, у всех нас есть свои недостатки. Я всё ещё верю в предназначение учителя не только учить детей, но и воспитывать их, даже если они уже такие взрослые, как мои студенты.

Конечно, позже я нашла удобный случай и дала отдельный урок толерантности главному «виновнику» того инцидента. Я просто его познакомила с Имике. Ему было очень стыдно, хотя это не было моей целью. Я не хотела, чтобы он думал, что он обидел меня лично. Я хотела, чтобы он понял, что «даун» – это не ругательство, что дауны – замечательные люди. И он понял. Они подружились с моим сыном, а со временем я познакомила Имике и с другими моими артистами.

Толерантность – не врождённое чувство. Его надо прививать с детства. Надо учить детей толерантности, как мы учим их не брать чужого и переходить дорогу в положенном месте, как учим вежливости и уважению к старшим. И в Венгрии есть хорошие примеры такого воспитания. У «Алкотмань-Батори» есть школа-партнёр. Обычная общеобразовательная школа, где обучаются самые обычные дети. Раз в месяц они приходят в нашу школу (я по привычке так и называю её «нашей», хотя Имике уже второй год учится в профучилище) и проводят там несколько часов вместе с нашими детьми. Во время этих встреч практически не возникает конфликтов. Если и бывают проблемы, то самые обычные, не вытекающие из ситуации «свой-чужой». Все получают удовольствие от общения. На общих уроках «гости» занимаются с «хозяевами» и чувствуют при этом не своё превосходство, а скорее удовлетворение от того, что они помогают более слабым, от того, что они нужны.

Но добрая сказка заканчивается, как только её герои покидают стены школы и попадают в мир, где господствуют здоровые и сильные. Куда только девается их толерантность, их понимание, желание помочь, которое они только что демонстрировали? Почему они опять брезгливо отворачиваются или пересаживаются на другое место, если в автобусе рядом с ними садится человек, не принадлежащий к этому миру «сильных и здоровых»? Не потому ли, что там, на улице (а часто и в семье) они просто не видят другой модели поведения? У них нет примера для подражания. Мама с папой не научили их, что можно и нужно по-другому… А папу с мамой не научили, потому что они воспитывались в другие времена. Тогда вообще слабыми и больными никто не занимался. Их содержали в заведениях закрытого типа.