Мой маленький муж

— Бог ты мой, — пробормотал себе под нос Леон, раздавая конфеты друзьям, пришедшим поздравить молодую мать, — через каких-нибудь несколько лет она перерастет меня. Каково ей будет сравнивать меня с папами подружек? Другая весовая категория!

Два дня спустя мать с младенцем вернулись домой, где Леон, в отсутствие жены нянчивший Батиста, ждал их с букетом — больше его самого — лилий ослепительной белизны. Ослабевшая после родов Соланж попросила его побольше помогать ей в ближайшие месяцы и не перегружать свой график приема в кабинете. Часть пациентов ему пришлось направить к коллегам. А вот Батист, как это случается со всеми детьми, которые до поры считают себя единственными на свете и принимают в штыки нового члена семьи, показал норов: то его рвало, то он капризничал без причины, так что малышку пришлось поместить в другую комнату, спешно переоборудованную в детскую. Мальчик не упускал случая подобраться к колыбели, норовил сорвать с новорожденной сестренки одеяло, дернуть ее за ухо или ущипнуть. Леон отчитывал его, просил поставить себя на место крошечной девочки, только что появившейся на свет. Что бы сказал он сам, когда был младенчиком, если бы папа или мама так его обижали?

— Как ты к людям, так и они к тебе.

Малыш мало что понимал из этих высокопарных речей и, злясь еще пуще на менторский тон, бил отца ногой в голени. Теперь, став меньше ростом, Леон всегда становился на сторону угнетенных. Он знал, что такое потерять былую силу, и не мог вынести, когда, пользуясь физическим превосходством, унижали того, кто слабее.

4 Золушка подрывает основы

К несчастью, кошмар возобновился, когда он решил было, что избавился от него навсегда. В одно прекрасное утро, спустя две недели после рождения Бетти, Леон опять обнаружил, что одежда на нем висит, а туфли, казалось бы, меньше некуда, сваливаются. Он кинулся к ростомеру в ванной комнате и пришел в ужас: за ночь десяти сантиметров как не бывало. А между тем он прекрасно спал и встал отдохнувшим и бодрым. Ударившись в панику, он позвал Соланж.

— Опять, опять начинается! — вскричал он с рыданием, разбудив спящую Бетти, которая, в свою очередь, нуждаясь в тренировке голосовых связок и легких, тут же наполнила дом воплями на невыносимо пронзительной ноте.

Соланж, невзирая на усталость, немедленно отвела мужа к профессору Дубельву. Тот отчитал его, легонько отодрал за уши, ущипнул за щеку до крови и госпитализировал в отделение интенсивной терапии. Жена в его отсутствие была вынуждена взять няню и помощницу по хозяйству; так в доме появилась некая Жозиана, крепкая бабенка из Бургундии, настоящая гренадерша с усами и красными руками, вышколившая не одно поколение сорванцов и содержавшая дом в почти военной строгости. Увы, Леон продолжал расти вниз: к следующему утру он потерял еще пять сантиметров. Профессор Дубельву в крайнем замешательстве успокоил Соланж: жизнь пациента была вне опасности.

— Извините меня, коллега, за прямоту, но ваш муж прямо-таки пышет здоровьем. У него превосходное сердце, мускулатура атлета, печень, почки и селезенка без малейших патологий, нет изменений на клеточном уровне в костях, анализ крови идеальный. Если не брать в расчет известную вам небольшую аномалию, он создан, чтобы прожить сто лет… только не всегда на одной высоте.

Дубельву обозначил своего пациента кодовым именем «Свеча»: тот и вправду таял, как воск, равномерно и неуклонно. Датчик, к которому Леон был присоединен электродами на руках и ногах, постоянно попискивал. После каждого зафиксированного изменения кожа морщилась, точно у земноводного, затем вновь обретала эластичность. Болезнь Леона заключалась в одновременном сокращении всех органов и частей тела (за исключением одной, о которой еще будет случай рассказать подробнее), и убывание роста и веса продолжалось. Напичканный до отупения успокоительными, бедняга плакал над своей горькой долей: сегодня он был меньше, чем вчера, и больше, чем завтра. Каждое утро ему приносили новую пижаму, поменьше предыдущей — теперь их брали из отделения педиатрии.

Наконец кризис миновал — в одночасье, без видимой причины. Как и в прошлый раз, Леон потерял ровно 39 сантиметров, и вышел из больницы ростом 0,88 метра, то есть с годовалого ребенка. Для мужчины в расцвете лет, начинавшего с метра шестидесяти шести, 88 сантиметров — маловато, особенно если он — опора семьи, практикующий врач и любящий муж. Он похудел и весил всего 30 кило. Батиста он теперь поднимал с большим трудом: ребенок выглядел гигантским пауком, вцепившимся в отца, которого под ним не было видно. А ведь малышу было два с половиной года! Соланж, жалея мужа, говорила:

— Ну, Батист, возьми папу на плечи, папа устал.

— Пусть ходит ногами, он тяжелый. Скорей бы вырос! — недовольно фыркал сынишка.