Во время очередного тоста решила поддержать компанию подруг, и тоже подняла свой, уже давно стоявший без дела стакан с соком.
И дальше все события как в тумане…
Помню лицо Коршунова. Его наглую, улыбающуюся рожу.
Помню, как духота и шум клуба сменяются прохладой и мелодией ночного города.
Помню, как пытаюсь сделать хоть что-то, но тело ватное. Язык не шевелится.
Меня ведут по незнакомым помещениям, и я цепляюсь за мужчину, чтобы не упасть.
Он что-то говорил мне, но уловить смысл слов не выходило. Сознание убегало, как только я пыталась на чем-то сосредоточиться.
Я то и дело проваливалась в темную пропасть. Потом на мгновение приходила в себя и снова погружалась в темноту.
«Фото на память!» – это единственная фраза, которую мне удалось понять и запомнить, а после нее я очнулась только, когда в комнату влетел разгневанный Мирон.
Комната оказалась номером дорогой гостиницы, Коршунов – бизнес-конкурентом Богданова, а я – разменной монетой в его нечестной игре.
До сих пор не понимаю, чего Александр хотел этим добиться. Быть может, я просто ничего не соображаю в бизнесе?!
Как бы то ни было, Мирон бросил меня. Оставил прямо там, в номере отеля.
Блестящее мини, сумочка с телефоном, паспортом, салфетками и парой тысяч рублей – все, что у меня осталось.
Достучаться до Богданова было невозможно, хотя я старалась. Очень старалась.
– У тебя есть капуста? – неожиданно спрашивает Мирон, когда мы возвращаемся домой.
– Да, – от удивления я издаю легкий смешок.
– Я очень любил твои ленивые голубцы, – с явным намеком начинает мужчина. – Сможешь приготовить?
– Конечно! – быстро соглашаюсь. Есть и, вправду, уже хочется. – Только если с сыном посидишь.
– Без проблем, – Мирон разводит руками. – Ради голубцов я готов на все!
Широкая улыбка озаряет его лицо, и я тоже прыскаю от смеха.
***
– Ну, как? – спрашиваю я, когда Мирон отправляет в рот вторую вилку, только что приготовленного мной блюда.
– Очень вкусно! – отзывается он, тщательно все переживав.
Еще одна его привычка. Поначалу я очень удивлялась, потому что сама всегда ем быстро, но потом привыкла и уже не обращала внимания на то, что за обедом приходилось подолгу ждать его.
Я, как обычно, быстренько съедаю свою порцию. И очень вовремя, потому что, как только я доедаю, из комнаты доносятся недовольные кряхтения нашего сына.
Мирон, подрывается с места, но я останавливаю его:
– Макарчику пора кушать. Я схожу сама.
Даже не замечаю, как укладываю свою ладошку на ладонь Богданова, что лежит на столе.
Сообразив, быстро одергиваю себя.
Щеки отчего-то краснеют, хотя вовсе неясно почему в такой ситуации, за это неосознанное движение, меня одолевает стыд.
Мирон делает вид, что не замечает ничего, хотя, я прекрасно понимаю, что мужчина не оставил мой жест без внимания.
Надеюсь, он не воспримет его, как сигнал к действию.
– Если захочешь добавки – возьмешь в сковороде, – бегло произношу, и быстрым шагом удаляюсь с кухни.
Когда я захожу в комнату, сыночек уже собирается громко закричать, но, услышав мой голос, замолкает, послушно ожидая вкусного обеда.
Какой же он у меня все-таки! Настоящий мужчина! Капризничает мало, стойко переживает голод и любит, когда я таскаю его на ручках, прижимая к груди.
– Кушай, малыш, – поддерживаю я, когда Макар с богатырским аппетитом пьет молоко. – Будешь хорошо питаться, вырастишь большим и сильным, как папа.
Когда думаю о том, что этот самый папа ждет нас сейчас за дверью комнаты, меня переполняет масса ощущений.
Они противоречивые, и рвут в разные стороны. Хотя, я предпочла бы вообще от них избавиться, но за год не получилось, а сейчас не выходит тем более.
После еды сынок снова засыпает. Мне в такие моменты всегда вспоминается диалог лягушек из «Дюймовочки»: «Ну, вот поели, теперь можно и поспать. Ну, вот поспали, теперь можно и поесть». Отлично характеризует моего ребенка.
Сон, правда, у малыша чуткий. Каждый раз проблема – уложить его с рук в кровать.
Я осторожно опускаю Макара в кроватку. Почти не дышу. Медленно вытаскиваю из-под него свою руку.
Когда сынок, сладко вздохнув, продолжает спать, мне и самой хочется облегченно выдохнуть. А потом глубоко вдохнуть прежде, чем выйти из комнаты, прямо к своему наваждению.
Мирон продолжает сидеть за столом. Пока кормила сына, он тоже успел съесть свою порцию.
Хватаюсь за тарелки, чтобы скорее убрать со стола. Не люблю беспорядок. Да и хочется занять себя чем-то, чтобы не думать о НЕМ. О том, как он близко.
– Ань, – хрипловатый низкий голос, что слышится за моей спиной, отдается во мне мурашками, бегущими по спине.
Я знаю, когда Мирон говорит ТАК. Чувствую его. Даже могу предугадать следующее действие: он подойдет ко мне.
Богданов, действительно, поднимается со стула и движется в мою сторону.
Замираю. Буквально все слова застревают в горле, скапливаясь там болезненным комком.
Наверное, я должна как-то ответить, остановить его. Уберечь от шага, о котором мы оба пожалеем. Но не получается. Просто не выходит.
Я напрягаюсь, ожидая первого прикосновения.
И оно заставляет вздрогнуть.
Прокатившийся по телу ток, дарит приятные ощущения, о которых я так мечтала забыть.