Мой малыш миллионера

Начинаю в голове прокручивать, действительно ли это так? Вдруг якобы сосед просто решил втереться ко мне в доверие, чтобы потом забрать ребенка, находясь вместе с нами подальше от охраны.

– Отлично! – выплевывает Мирон. – То есть, он тут еще и не впервые!

Я не хочу показывать бывшему, что, кажется, снова облажалась. Да и Алекс такой добрый, что обратное просто не укладывается в голове.

– Нет, Мирон, он пришел впервые, я не смогла выгнать его. Банальная вежливость.

– Знаешь, Аня, – мое имя мужчина произносит вовсе не так, как делал это еще вчера или даже минутами ранее, – когда я ехал сюда, я еще сомневался, стоит ли верить в то, о чем мне рассказала Оля. Но вот теперь, застав тебя в своей собственной кварте с каким-то мужиком, я понимаю, что все сказанное ей, вполне может быть правдой.

ГЛАВА 24

Аня

– Оля? – переспрашиваю, потому что направление разговора мне и вовсе перестаёт нравиться.

– Да! – рявкает раздраженно Мирон.

Я молчу. Ясно же, что его жена, не получив от меня положительного ответа, наврала мужу с три короба.

Наверное, ее можно понять, ведь я для нее некое препятствие на пути к семейному счастью, но я не могу оправдывать людей, которые в достижении своей цели не гнушаются ничем.

Отпиваю немного чая, что мне налил Алекс. Он уже успел остыть, но таким даже приятнее смочить пересохшее горло. Теперь от нашего разговора я и вовсе не жду ничего хорошего.

Пережить бы его…

– Так что? – робко спрашиваю. – Что она сказала тебе?

Ответа жду с замирением сердца. У меня буквально вся жизнь проносится перед глазами, как перед смертью.

Сколько шансов из ста у меня есть на то, что Мирон не поступит со мной так, как поступил год назад? Два? Три? Ноль?

Ожидание кажется мучительной пыткой, хоть Богданов и отвечает практически сразу.

– Она сказала, что ты хотела продать Макара.

– Что? – нервно усмехаюсь.

Почва уходит из-под ног, и я буквально могу свалиться в пропасть.

Чувствую, как ноги подкашиваются, а виски начинают напряженно пульсировать, точно давление в миг подскочило до запредельных показателей.

– Ты хотела продать моего сына! – повторяет Мирон. – Получить деньги, приличную сумму, за возможность Оли забрать ребенка себе.

– Мирон… – мотаю головой. Больше всего на свете я боюсь сейчас, что он поверит в то, что говорит. И я не знаю, как оправдаться. Просто сказать, что это ложь? Наглый обман с целью опорочить мою честь? Снова.

Я не понимаю, почему между нами всегда стоит кто-то третий. Кто-то, кто решает, что может вертеть нашими судьбами так, как вздумается. Кто-то, кому есть дело до наших отношений.

Богданов молчит. Меня это и пугает и радует одновременно.

– Мирон… – мои губы начинают дрожать.

– Это правда? – лишь спрашивает мужчина, поднимая на меня взгляд.

Мне кажется, я вижу в его глазах боль. Жгучую. Разрезающую сознание на куски.

– Это правда? – Богданов повышает голос.

– Я бы никогда… – шепчу, собравшись с силами.

Ладони мужчины, что до этого момента сжимали столешницу, стягиваются в кулаки. Он тяжело и часто дышит.

Грозный рык разносится по квартире, и одновременно с этим Мирон с силой ударяет по столу.

Я вздрагиваю. Мне страшно. Мне очень-очень страшно.

– Подумай сам… Если бы я хотела денег, то давно бы пришла к тебе. А я пряталась, Мирон… Я пряталась, потому что боялась, что ты заберешь ребенка. Мне не нужно ничего. Честное слово! Не нужно! Все, чего я хочу, это чтобы мой сын был счастлив, понимаешь?                                                          

– Я понимаю…

Этот короткий ответ исцеляющей волной проносится по моему телу.

Мирон теперь стоит неподвижно, замирая в одном положении, как какая-то статуя. Его руки широко раскинуты на столешнице барной стойки, а голова понуро опущена.

До крови закусываю губу. Хочу подойти к нему, но не знаю, позволено ли мне. Сама так же стою на одном месте, не в силах сделать хоть шаг.

Даже дыхание замирает. Да все вокруг замирает вместе с нами.

Меня вдруг на части начинает рвать от обиды и горечи. Понятия не имею, что теперь будет.

Если Богданов верит мне, то получается… получается он зол на Олю. Боюсь, что такие разногласия между ними могут сказаться на всех нас какими-то неблагоприятными последствиями. Чем-то ужасным.

У меня внутри зарождается нехорошее предчувствие. Я будто физически ощущаю напряжение, которое вот-вот взорвется, осколками поранив всех.

– Ты ведь веришь мне? – на всякий случай, уточняю.

– Верю, – короткий четкий ответ не оставляет сомнений.

– Я лучше умру, чем отдам кому-то Макара.

Не знаю, зачем говорю это. Как-то само собой вырывается.

– Что было на самом деле?

– Думаю, тебе не стоит…

– Давай, я сам решу, что мне делать!

– Оля предложила мне денег, чтобы я ушла из вашей жизни, – молчу пару секунд, ожидая его реакцию, но ее будто нет. – Она сказала, что я могу попросить любую сумму. Любую, какую захочу. Ты ничего не узнаешь, потому что у нее богатый отец, который готов со всем разобраться.                             

– И? Что ты сказала?

– А ты как думаешь?

Мне обидно, что Мирон, в принципе, задает мне такие вопросы. За то время, что мы общаемся, ответы на них он должен знать сам.