Мой метод: начальное обучение

Однако человек так низко пал сегодня, что животные кажутся совершеннее. Желая похвалить себя, люди говорят: «Верен, как собака, чист, как голубь, силен, как лев». Великолепно развитые инстинкты животных дают им таинственную силу, и, если человеку не хватает совести, он сильно проигрывает братьям меньшим.

Зачем человеку научно доказанные законы сохранения здоровья в теле, если он не заботится о спасительном инстинкте, живущем в его душе? Зачем правильно питаться, регулярно взвешиваться, ходить в баню и на массаж, если теряешь инстинкт человечности, убиваешь ближнего или себя самого? К чему тогда все старания? Если сердце бесчувственно, а пустота притягательна, что делать ему тогда со своим откормленным, чистым телом?

Добро — это жизнь. Зло — смерть. Различие ясно, как сами слова. Наше моральное чувство, как и ум, способно совершенствоваться, развиваться. В этом их принципиальное отличие от животных инстинктов. Можно совершенствовать и эстетическое чувство, и чувствительность совести, чтобы узнавать добро и наслаждаться им безгранично. Чтобы чувствовать малейшие отклонения в сторону зла. Такой человек наверняка спасен. Менее чувствительный — в опасности. Ему необходимо развивать по мере сил свою совесть, таинственное сокровище. Вот важнейшая сторона жизни — тщательное изучение своей души, которая опирается не только на знание моральных правил, но и на любовь. Только любовь ведет к совершенству. Тот, в ком не воспитано моральное чувство, не сознает сам себя. Врач может прекрасно выучить все симптомы болезни, нарушения сердечного ритма, изменения пульса, но если он не услышит слабый стук сердца, если его рука не почувствует незаметное биение пульса, его знания не принесут пользы. Здесь прячется тайна правильного диагноза. Так и с диагностикой нашей совести. Если мы глухи и слепы, то не заметим никаких признаков болезни. Что станет основой нашего суждения? Отвращение к безнадежному предприятию обескуражит нас с первых шагов. Напротив, чувствительность подтолкнет к совершенству.

Люди могут превосходно отличать добро от зла, как древнегреческие художники, которыми руководило эстетическое чувство, сумели определить идеальные параметры человеческого тела. Святая Тереза говорила, что, когда к ней приближался злой человек, она страдала, словно при появлении отвратительного запаха. Запаха, конечно, никакого не было, но страдания были вполне реальными — внутренняя непереносимая боль.

Наша бесчувственность

Как мы далеки от утонченного чувства, проявляющегося в страдании при виде зла и в радости при виде чужого блага. Мы можем долго общаться с грешником, уважать его, пожимать ему руку, пока не раскроется его преступление. Тогда мы восклицаем: «Кто бы мог подумать! Мы-то считали его порядочным человеком».

Наверняка грешник как-то проявляет свою порочность, свое бессердечие, это должно заставлять нас сразу видеть, кто перед нами. Да, мы вряд ли станем утонченными эстетами, как древнегреческие художники, или сверхчувствительными, как святые. Но если мы понимаем, что нельзя пройти мимо красоты искусства, что для цивилизованного человека недопустимо путать ужасных монстров с идеалом красоты, грохот трамвая с тихой музыкой, сочинения Беллини и Вагнера, то должны тем более стыдиться подобной бесчувственности в области морали. Мы не отличаем грешника от праведника, и ничто нас не предупреждает об опасности. Как случилось, что судебные ошибки и жалобы невинных не достигают наших ушей, хотя суд был публичным, а невинный год за годом мучался в тюрьме? Может ли добро быть так спрятано, что мы путаем его с богатством? Как случилось, что богачи (в Евангелии о них сказано: «Горе вам, богатые, ибо вы уже получили свое утешение») позволяют себе поучать бедных, не обращая внимания на мораль, на собственный моральный облик, словно уверены, что все богатые — праведники, а бедняки — грешники.

Если наш ум настолько погружен во мрак, трудно представить, какая искаженная картина возникает перед нашими глазами. При путанице моральных принципов невозможно составить ясные представления о других жизненных сферах. Когда-нибудь прозорливая молодежь узнает, что на полях сражений европейской войны праздновали Рождество, и поймет причину войны. Давид в такой непонятной ситуации воскликнул: «Где мой Бог?» Потерять Бога — несомненное горе. Но праздновать эту потерю — значит не понимать, что происходит. Сколько времени душа мертва? Когда мы начали создавать из мертвечины? Что за сумасшествие — посреди чудовищной резни поставить дерево во славу Рождества Христова!

Мы не чувствуем вони от зла, как святая Тереза, не видим белого голубя, спрятанного под грязными перьями. Мы отличаемся от подобной святости не так, как грубый крестьянин от изысканного художника, но как труп от живого человека. Мы уже умерли, не заметив того.