Но и после того, как мы получили новые карточки, всяческие осложнения не оставили меня. Однажды, в приступе головокружения, я грохнулась наземь во дворе детского сада Сарры Зельдин. Врач сказал, что мне нельзя больше работать. Решение это было трудным, поскольку с деньгами у нас было очень плохо. Врач также велел впрыскивать мне печеночный экстракт и кальций. Все это время не прекращалась головная боль. Мне постоянно казалось, что в правом виске застрял осколок ледяного металла. Все мучительней становились сны. Я просыпалась в крике. Михаэль известил письмом свою семью, что я вынуждена была оставить работу и очень это переживаю. Благодаря хлопотам мужа моей лучшей подруги Хадассы, Михаэль смог получить скромную ссуду в студенческой кассе взаимопомощи.
В конце августа пришло заказное письмо от тети Жени. Ни одной строки не написала она, но в конверте лежал сложенный вдвое банковский чек на триста лир. Михаэль сказал, что, если честь обязывает меня вернуть деньги, он готов прервать занятия и найти себе работу, а я вольна вернуть тете Жене ее деньги. Я ответила, что не люблю слово «честь», а деньги принимаю с благодарностью. В таком случае Михаэль просит, чтобы я не забыла, что он, со своей стороны, был готов отказаться от продолжения учебы и заняться поисками работы.
«Я запомню, Михаэль. Ведь ты меня знаешь. Я не умею забывать».
Я перестала посещать лекции в университете. Я больше не вернусь к изучению ивритской литературы. Я еще успела записать в своей тетради, что призведения поэтов Еврейского Возрождения насыщены неизбывным ощущением сиротства. Каковы источники этого ощущения, в чем его суть, — об этом мне уже не дано было узнать.
И домашнее хозяйство велось спустя рукава. Утренние часы я проводила на нашем маленьком балкончике, который выходил на пустынный задний двор. Я отдыхала в кресле, бросала хлебные крошки птицам. Любила наблюдать за играми соседский детей. Покойный отец, бывало, говорил: «Вглядываться и молчать». Я вглядываюсь и молчу. Быть может, мой взгляд и мое молчание далеки от того, что подразумевал отец. Что находят дворовые дети в дикарских состязаниях? Утомительная игра, а победа лишена смысла. Что ждет победителя? Наступит ночь, вернется зима, польются дожди и все сотрут. Сильные ветры вновь задуют в Иерусалиме. Может, будет война. Игра в прятки до смешного ничтожна. Со своего балкона я всех вижу. Кто и вправду может спрятаться? Кто пытается? Как странна эта увлеченность. Отдохните-ка, усталые дети. Зима все еще далека, но она надвигается, а расстояние обманчиво.
В полдень я падала на постель, словно изнуренная каторжной работой. Не в силах прочесть даже газету.
Михаэль уходил в восемь утра и возвращался в шесть вечера. Стояло лето. Я не могла, подышав на оконное стекло, рисовать на нем. Чтобы не утруждать меня, Михаэль вернулся к своему давнему обычаю: обедать в холостяцкой компании соучеников в студенческой столовой, что в самом конце улицы Мамила.
Декабрь — шестой месяц моей беременности. Михаэль сдавал экзамены на получение первой университетской степени. Его оценка — четыре с плюсом. Я не проявила интереса к его радости. Пусть себе радуется, а меня оставит в покое. Он продолжил учебу для получения второй университетской степени. Вечером, уставший, он вызывался сходить к зеленщику, в продовольственную лавку, в аптеку. Однажды ему пришлось отказаться от лабораторных работ, потому что я просила его пойти в поликлинику и получить результаты моих анализов.
В этот вечер Михаэль нарушил обет молчания, который он сам для себя установил. Попытался объяснить мне, что и его жизнь теперь совсем не легка. Мне не следует думать, что целые дни он только и делает, что ест мед ложками, как говорится.
— Я так не думала, Михаэль.
А если так, то почему же я отношусь к нему, будто он во всем виноват?
Итак, почему же я отношусь к нему, будто он виноват?
И отношусь ли я к нему, будто он виноват?
Он обязан понять, что сейчас я не в состоянии быть романтичной. У меня нет даже платья для беременных женщин. Я каждый день одеваюсь в свои обычные платья, которые и не подходят, и неудобны. Как уж тут выглядеть милой и красивой?
Нет, этого он от меня не требует. Не отсутствие красоты его заботит. Он просит, самым убедительнейшим образом просит, чтобы я не была отчужденной, не впадала в истерику.
И вправду, в тот период царил в наших отношениях некий зыбкий компромисс. Мы походили на двух пассажиров, которых свела судьба в одном купе во время долгою путешествия. Они не обязаны внимательно относиться друг к другу проявлять заботу друг о друге. Важно не беспокоить, не отягощать. А также и не копаться, не выяснять отношений. Быть вежливыми и спокойными. Быть может, время от времени забавлять спутника приятной беседой, не требующей умственного напряжения. В определенные минуты может даже возникнуть сдержанная взаимная симпатия.
Но за окнами железнодорожного вагона расстилался унылый плоский ландшафт: опаленная степь, низкий кустарник.
Если я попрошу закрыть окно, он с радостью мне поможет.