Мой Михаэль

В конце недели подошел ко мне мой профессор, чтобы поздравить меня. Случилось это в коридоре здания «Терра Санкта», в перерыве между двумя частями его ежедневной лекции о творчестве Авраама Мапу. Добрые вести — он слышал, что молодая госпожа создала новый дом в Израиле. Так вот, он желает госпоже, чтобы дом ее был воистину еврейским — человечным Домом. И в этом пожелании заключены и все другие добрые слова, потому что они вытекают из сказанного. Чем занимается счастливый молодожен? Геологией? В таком сочетании сокрыт и символический смысл: и литература, и геология проникают в тайные глубины, дабы извлечь на поверхность погребенные клады. Будет ли молодая госпожа продолжать занятия? Если так, это доставит ему огромную радость, ибо его студенты дороги ему, как собственные дети.

Мой муж купил просторный книжный шкаф. Книг у нас пока немного. Двадцать или тридцать томов. Но с годами книг прибавится. Он мечтает, чтобы в нашем доме была одна стена, вся уставленная книгами. А пока книжный шкаф почти пуст. Я принесла из детского сада Сарры Зельдин несколько фигурок, сделанных мною, — игрушки из проволоки и раскрашенного пальмового волокна. Я расставила все на пустых полках.

Испортился котел, из которого подавалась горячая вода. Михаэль попытался его исправить. Он рассказывал, что в детстве собственноручно чинил протекающие краны в доме отца и в квартирах тетушек. Но на этот раз он не справился. Может, даже усугубил поломку. Был вызван сантехник, красавец-парень, уроженец Северной Африки, который мигом починил котел. Михаэль переживал свою неудачу. Он стоял, молчаливый, будто мальчишка, получивший нагоняй. Мне нравилась его растерянность. А сантехник сказал:

— Вы — чудесная молодая пара. Много я с вас не возьму.

Поначалу я могла заснуть по ночам только при помощи снотворного. Когда исполнилось мне восемь, брат мой Иммануэль был переведен из нашей общей детской, и с тех пор я всегда спяла, одна в комнате. Мне казалось странным, что Михаэль закрывает глаза и спит. До нашей первой ночи я никогда не видела его спящим. Обычно он укрывался с головой, так что его и не видно. Временами я должна была напоминать себе, что ритмичное клокотанье — это его дыхание, и отныне нет в целом мире для меня человека ближе его. И на новой нашей двуспальной кровати, купленной за бесценок у прежних хозяев квартиры, я по ночам ворочалась с боку на бок до самого рассвета. Кровать была украшена замысловатой резьбой, сверкающей коричневым лаком. Ширины она была необъятной, как и все старинные постели. Настолько широка, что однажды я по ошибке подумала, что Михаэль поднялся и неслышно вышел. А он лежал, свернувшись, у другого края.

Будто наяву, они выступили из сумерек. Пришли прекрасные и безмолвные. Явились смуглые, молчаливые, гибкие …

Я никогда не желала, чтобы мой мужчина был неуемным дикарем. За что свалилась на меня эта напасть? Девочкой я всегда представляла себе, что выйду замуж: за молодого ученого, которого ждет мировая слава. На цыпочках войду я в его кабинет, обставленный в строгом стиле, поставлю стакан чаю на один из тяжелых немецких томов, рассыпанных по столу, вытряхну пепельницу, неслышно закрою жалюзи, чтобы он и не заметил. И на цыпочках уйду. И если бы набросился на меня мой муж:, как умирающий от жажды, мне было бы стыдно перед собой. Но Михаэль отнесся ко мне так, будто я — хрупкий сосуд, будто я — лабораторная пробирка, которую он держит в пальцах, с чего бы мне обижаться? Ночью я вспомнила его груботканное теплое пальто, которое было на нем в тот вечер, когда мы шли из кибуца Тират Яар к автобусной остановке на иерусалимском шоссе. И ложечку, которой играли его пальцы в буфете «Терра Санкта», я вспоминала в наши первые ночи.

Чашечка кофе дрожала в моей руке, когда я спросила своего мужа в одно из этих утр — глаза прикованы к выщербленной половице — хороша ли я как женщина? Он задумался на секунду и ответил, как отвечают на академические вопросы, что судить не в состоянии, потому что других женщин не знал. Откровенно ответил мне Михаэль, но почему же не унялась моя дрожь, и кофе расплескался, оставив пятна на новой скатерти?

Каждое утро я жарила двойную яичницу. Варила кофе на двоих. Михаэль нарезал хлеб.

Я любила надевать голубой фартук и заново расставлять всю утварь у себя на кухне. Дни были исполнены покоя. В восемь Михаэль уходил на занятия. В руках у него — новый портфель: по случаю свадьбы купил ему отец большой черный портфель. Я прощалась с ним на углу и отправлялась в детский сад Сарры Зельдин. Я купила себе новое весеннее платье спортивного покроя, с желтыми Цветами. Но весна запаздывала, и зима все тянулась. Долгая и тяжелая зима стояла в Иерусалиме в тысяча девятьсот пятидесятом году.