Мой Михаэль

Михаэль рассказал, что отец тратит почти всю свою зарплату на его образование в университете: ведь он — единственный сын, и отец возлагает на него великие надежды. Не может примириться с тем, что сын его — ординарный парень. С благоговением читает он работы Михаэля, написанные им в рамках учебного курса геологии, оценивая их обычно так: «Это — научная работа. Весьма тщательная». Заветное желание отца — увидеть Михаэля профессором в Иерусалиме, потому что покойный дед, отец отца, был учителем природоведения в еврейской учительской семинарии в Гродно. Уважаемым учителем. И это великолепно, считает отец Михаэля, если от поколения к поколению будет передаваться традиция.

Я сказала:

— Семья — это не эстафета, а профессия — вовсе не факел.

— Но я не могу сказать это отцу, — отвечал Михаэль, — потому что он человек чувствительный и обращается с традиционными представлениями, как когда-то обращались с дорогим хрупким сервизом. А теперь — твоя очередь рассказывать о своей семье.

Я рассказала Михаэлю, что мой отец умер в сорок третьем году. Был он спокойным человеком. Обращался с людьми так, будто считал себя обязанным добиться расположения, которого он вовсе не достоин. Владел не большим магазином радио - и электротоваров — продажа и мелкий ремонт. С тех пор, как умер отец, мать моя живет в кибуце Ноф Гарим, у старшего брата Иммануэля. Под вечер сидит она в комнате Иммануэля и его жены Рины, пьет чай и пытается обучать хорошим манерам Иоси, внука, поскольку родители его принадлежат к поколению, пренебрегающему хорошими манерами. Целые дни проводит она в маленькой комнатке на окраине кибуца, читает на русском Тургенева или Горького, пишет мне письма на плохом иврите, вяжет, слушает радио. Вот и то голубое платье, в котором я тебе так понравилась утром, связала Малка, моя мать. Михаэль улыбнулся:

— Может, было бы неплохо, если бы твоя мать и мой отец встретились. Наверняка нашли бы много общих тем. Не так, как мы, Хана. Мы сидим здесь и говорим о родителях. Тебе скучно? — спросил тревожно Михаэль; глаза его прищурились, будто этот вопрос причинил ему боль.

— Нет, — ответила я, — мне вовсе не скучно. Мне хорошо здесь.

Не потому ли я ответила так, что боюсь его обидеть, спросил Михаэль. Я решительно возразила. И даже стала упрашивать, чтобы он еще рассказал об отце. Ведь его так интересно слушать.

Отец Михаэля сознательно избрал аскетизм образом жизни. По вечерам на общественных началах возглавляет он клуб Рабочей партии в Холоне. Возглавляет? Расставляет скамейки, расклеивает объявления, размножает листовки, собирает окурки после заседаний. Может, было бы неплохо, если бы наши родители встретились. Это уже было сказано, он просит прощения за утомительные повторения. Что я изучаю в университете? Археологию?

Я снимаю комнату у очень религиозной семьи в квартале Ахва. По утрам я работаю воспитательницей в детском саду Сарры Зельдин в Керен Авраам. А после полудня слушаю лекции по ивритской литературе, древней и новой. Но в университете я — вольнослушатель.

«Вольнослушатель — вольнокушатель», — Михаэль подбирал смешную рифму, изо всех сил стараясь, чтобы пауз в нашей беседе не было. Однако успех не казался ему столь очевидным, он попробовал еще раз поиграть словами. Но вдруг умолк и предпринял новую, решительную попытку разжечь свою непокорную трубку.

Я радовалась его смущению. В те времена я все еще с презрением относилась к тому типу суровых мужчин, которых обожали мои подружки: медведей-палмахников, обрушивавших на тебя неистощимый водопад комической доброты, или трактористов с мощными бицепсами, которые появляются, покрытые пылью Негева, и набрасываются на женщин, как мародеры, получившие город на разграбление. Мне нравилось смущение Михаэля Гонена в кафе «Атара», зимним вечером.

Знаменитый ученый вошел в кафе в сопровождении двух женщин. Михаэль склонился ко мне, шепча его имя в самое ухо. Его губы коснулись моих волос, и я подумала: «Вот теперь он вдыхает запах волос, и они щекочут его кожу». И это было мне приятно.

Я сказала:

— Я могу читать твои мысли. Вижу тебя насквозь. Сейчас ты себя спрашиваешь: «Что же дальше? Как продолжить?» Не так ли?

Михаэль вдруг покраснел, как мальчишка, уличенный в краже конфет:

— У меня еще никогда не было постоянной подруги.

— Не было?

Михаэль осторожно отодвинул пустую чашку. Взглянул на меня. В его взгляде сквозила насмешка, упрятанная глубоко под покровом смирения:

— Пока.

Спустя четверть часа знаменитый ученый покинул кафе в сопровождении одной из женщин. Ее подруга пересела за дальний столик, с горечью закурила сигарету. Михаэль сказал:

— Эта дама завидует.

— Завидует? Нам?

— Скорее тебе …