Мой милый враг

— И чем же ты хочешь заняться, Бернард? — спросил Эйвери, усевшись на подлокотник кресла. Мальчик опустил голову и робко произнес:

— Я бы хотел стать актером.

— Актером? — изумился Эйвери.

— Да, — ответил Бернард. — Я был бы рад попробовать себя во многих ролях, самых разных, все равно — героев или негодяев. Возможно даже, что когда-нибудь я сам напишу пьесу. Думаю, из меня выйдет неплохой драматург. — Его улыбка выдавала легкое замешательство. — Вам это кажется глупым, да?

— Нет, — ответил Эйвери осторожно.

Он считал это не самым удачным выбором, но, памятуя о собственной молодости и том давлении, которое оказывал на него в течение многих лет Горацио, твердо знал, что никогда не станет лепить другого человека по своему образу и подобию. Каким бы ни было решение Бернарда, он готов его поддержать.

Нет ничего глупого в том, чтобы стремиться к намеченной цели. Глупо только бороться за то, чего тебе все равно никогда не получить.

Эйвери нахмурился — он и сам толком не знал, что имел в виду: свои виды на Милл-Хаус, виды Лили на Милл-Хаус или собственные виды на Лили. Последнего он уже не мог больше отрицать. Она всецело завладела его душой. Он всегда был честным человеком и намеревался оставаться таковым даже с самим собой.

Он протер оконное стекло кончиком рукава. Отсюда, с высоты, можно было увидеть большую часть поместья. Прямо под окнами до самой мельничной запруды тянулся клином фруктовый сад. Позади него на зеленом лугу паслись овцы, похожие на белоснежные коробочки зрелого хлопка. Поле за конюшней было усеяно стогами сена, каждый из которых не уступал по размерам небольшому дому. В небольшом огороженном загоне серая в яблоках кобылка безмятежно пощипывала траву.

Он всегда считал это место своим по праву. А Лили Бид думала, что оно принадлежит ей.

— Твои побуждения достойны всяческих похвал, Бернард, — произнес Эйвери. — Мои, к сожалению, далеко не столь благородны. Я позволил вовлечь себя в соперничество с женщиной, будущее которой целиком зависит от того, сумеет ли она заполучить единственную вещь, которую я когда-либо желал в жизни.

— По-моему, у вас не было выбора.

— Выбор есть всегда.

— Вы не станете сознательно причинять ей боль, — сказал Бернард. — Если вы одержите победу, вы ведь не допустите, чтобы с ней случилось что-нибудь дурное?

Это предположение должно было оскорбить Эйвери, однако он видел, что мальчик искренне озабочен будущим Лили.

— Я сделаю для нее все, что в моих силах, — ответил он тихо. — Никто не собирается силой выставлять ее из дома, Даю тебе слово.

— Скажите, вы… — Мальчик искоса взглянул на него. — Вы подумали над моим предложением?

— Каким предложением? — спросил Эйвери.

— Чтобы вы и мисс Бид поженились, — ответил Бернард. — Тогда многие вопросы решатся сами собой.

— Я так не думаю. — Эйвери покачал головой. — Мы так же мало подходим друг другу, как вода и масло, пчелы и осы, пламя и лед. У меня никогда не было настоящей семьи, но то немногое, что я имею, неразрывно связано с именем Торн. Я горжусь этим именем, Бернард. Оно воплощает для меня нечто важное, что нужно хранить и оберегать. Мисс Бид не придает никакого значения ни знатности рода, ни положению в обществе — словом, ничему из того, что дорого мне. Будь на то ее воля, она сожгла бы дотла все фамильные архивы, заявив при этом, что так от этих никчемных бумажек будет хоть какой-то толк.

— Не правда.

— Она не ценит ни одной из тех вещей, которые ценю я. — Он произнес эти слова в отчаянной попытке вычеркнуть ее навсегда из своих мыслей и своего сердца, лишний раз убедить себя в том, насколько безнадежной была его… его любовь. — Лили Бид ни во что не ставит ни меня самого, ни мои дела, будь то в прошлом, настоящем или будущем.

— Вы ошибаетесь. ^,

— В самом деле? — отозвался Эйвери, в голосе его слышались тоска и одиночество.

Бернард поднялся с места, на его юном загорелом лиц появилось упрямое выражение.

— Пойдемте со мной.

— Послушай, Бернард, у меня нет никакого желания…

— Пойдемте со мной.

Его настойчивость так поразила Эйвери, что он повиновался. Они спустились по лестнице и медленно направились по коридору мимо комнаты Терезы. Затем они покинул жилые комнаты прислуги и углубились в заброшенные коридоры, находившиеся прямо под его апартаментами.

— Куда мы идем? — спросил Эйвери.

Бернард не ответил и молча вел его за собой через пустое крыло дома туда, где начинался двойной ряд дверей, за которым, если память ему не изменяет, находился бальный зал.

Эйвери грустно улыбнулся. Еще подростком он считал глупым тщеславием устраивать бальный зал в доме, который был задуман как самое заурядное жилище фермера. Он даже спрашивал себя, как часто здесь на самом деле давались балы. Он переступил порог комнаты в тот момент, когда Бернард откинул последнюю из тяжелых портьер цвета слоновой кости, закрывавших окна и спускавшихся от потолка до самого пола, и застыл на месте, ошарашенно осматриваясь по сторонам.