Мой милый звездочет

— Возможно, это поможет тебе взглянуть на жизнь под другим углом, так сказать, переосмыслить жизненные ценности.

— Очень в этом сомневаюсь, — усмехнулся герцог. — Я и так знаю, что дороги слишком пыльные и грязные, постоялые дворы, где мне предстоит останавливаться, отвратительны, и раз мне придется довольствоваться компанией бродяг и грубых мужланов, общение с кем-либо будет крайне ограниченным.

— Все зависит от тебя, — осторожно заметил Фредди. — Но я думаю, это может стать для тебя интересным приключением.

— Очень в этом сомневаюсь!

С этими словами герцог поднялся и направился к столику в углу библиотеки с разнообразными напитками, в том числе бутылкой шампанского в серебряном ведерке со льдом, а также графинами с мадерой, хересом, бренди и кларетом.

Он усмехнулся, увидев искреннее недоумение на лице друга, и добавил:

— В последние годы ты стал очень важным, но я еще не забыл, как перед Ватерлоо ты стащил у меня флягу с водой потому, что забыл свою. И что интересно, я воспринял это так, словно ты имел полное право это сделать.

— Ради бога, Фредди! — воскликнул, чуть покраснев, герцог. — Какое все это имеет отношение к нашей поездке?

— Самое прямое. Ведь, по сути, ничего не изменилось. Ты и сам прекрасно знаешь, как все будет. «Фредди, сделай то» да «Фредди, сделай это». И я буду с охотой повиноваться тебе, потому что очень тебя люблю. Но надо же тебе хотя бы раз пожить так, чтобы некому было приказывать, кроме своей лошади.

— Удивительно, как еще ты не предлагаешь мне пройти пешком до Йорка!

— Это неплохая идея, но тогда твое путешествие слишком затянется. И что ни говори, а я стану скучать по тебе.

— Кажется, ты абсолютно уверен, что я соглашусь участвовать в этой безумной затее!

— Если ты хорошенько подумаешь, то согласишься, что в данных обстоятельствах это самый лучший для тебя выход. Ты скажешь своему мажордому, что собираешься уехать за границу. С этим Имоджин придется смириться. А твой секретарь будет вежливо отказываться от всевозможных приглашений и отвечать вместо тебя на любовные письма.

Внезапно герцог весело рассмеялся.

— Фредди, ты совершенно невозможен. Но именно поэтому мне всегда с тобой так хорошо! И я просто настаиваю, чтобы ты ехал со мной!

— Ах, так ты на попятный! — насмешливо воскликнул Фредди. — А может, ты просто боишься, что не найдешь дорогу и заблудишься, как это однажды случилось туманной ночью во Франции, когда твоя рота едва не зашла в тыл к французам!

— Черт возьми, Фредди, ты же прекрасно знаешь, что это был не простой туман, а настоящее молоко! — отвечал с досадой герцог. — И уж в любом случае я прекрасно знаю дорогу до Йорка! Я дважды ездил на бега в Донкастер.

— Кстати, ты напомнил мне еще об одном условии, — безжалостно заявил Фредди. — Ты должен добраться до Йорка неузнанным. Если ты хотя бы однажды заявишь о себе или поведешь себя так, что всем вокруг станет ясно, кто ты есть на самом деле, упряжка — моя!

— Ну уж нет, заверяю тебя, что я не собираюсь терять своих лошадей! — насмешливо заметил герцог. — И я совершенно точно знаю место в замке, где повешу твоего Каналетто.

— Не рассчитывай на это, картины тебе не видать, — уверенно заявил Фредди. — А вот я отправлю своего грума готовить место в конюшне для твоих гнедых.

— Проклятье! — воскликнул герцог, вскакивая из кресла. — Я докажу, что ты ошибаешься во мне! Я непременно выиграю пари, даже если это будет последнее, что мне придется совершить в своей жизни!

Решительным шагом он направился в тот угол комнаты, где стоял столик с напитками, и налил в свой бокал шампанское. Герцог стоял к Фредди спиной, поэтому не заметил довольного выражения, мелькнувшего на лице своего друга, и веселого блеска в его глазах.

Никто лучше его не знал, как бездумно прожигал жизнь герцог последние несколько лет среди пустой, но зато полной удовольствий жизни высшего лондонского света.

Бега, кулачные и петушиные бои, ночи, проведенные за карточным столом, перемежались с бесконечной чередой балов и великосветских раутов, а также свиданиями с дамами полусвета, в веселой компании которых проводили время почти все аристократы.

Фредди с грустью наблюдал, как его лучший друг, прежде восторженный идеалист, отчаянно храбрый, умный и глубоко порядочный молодой человек, постепенно превращался в циничного, скучающего, ленивого бездельника. Он понимал, что в этом вихре бездумных светских развлечений герцог теряет себя, свою, без сомнения, самую лучшую часть души.

Сейчас им обоим было под тридцать. В то время как Фредди оставался на военной службе, герцог после смерти отца был вначале занят тем, что приводил в порядок поместья. Однако вскоре он обнаружил, что ему все труднее найти дело, соответствующее своим незаурядным способностям и склонностям.

На герцога работали множество слуг, его дела вели опытные управляющие, так что герцог был избавлен практически от всех забот. А по мере того, как будущий король становился старше, служба герцога при дворе все более напоминала синекуру.