Мой мир

Но всего более им полюбился «Камерун», — то есть западная полянка. Здесь их было двенадцать — мощных, тоже полуметровых в высоту, дворцов, но более широких в основании и с гораздо более прочными стенками; многие были покрыты сочно-зеленой кровлей из живого мха, и их тоже пронизывали живые дикие злаки, игравшие роль не только строительной арматуры. На корнях этих злаков, в маленьких, аккуратно отделанных муравьями каморках, группами и в одиночку располагались тли — тоже желтые, в точности под цвет своих хозяев-муравьишек; длинные хоботки тлей прочно сидели в толще корня, а брюшко, огромное, круглое-круглое, делало этих странных насекомых, никогда не видящих света, похожими, на первый взгляд, на какие-то клубеньки или галлы[9] на корнях растений. Тли эти выделяли сладкий сок, служащий лазиусам и их потомству, сколько я тут их ни наблюдал, главной, а большей частью — единственной пищей, поэтому муравьи необыкновенно бережно обращались со своими подземными дойными стадами и с каждой «коровушкой» в отдельности: облизывали их, гладили; расширяли и штукатурили их подземные хлева.

Подземные тли с корней злаков из муравейника жёлтых лазиусов. Сидят на корнях "гроздьями", очень малоподвижны. Передняя часть тли, вид сверху. В гнезде — светлые относительно крупные муравьи (там где тли); у поверхности муравьи помельче, более тёмные. Муравейники старые — из светлой прочной глины, на вкус солоноватой. Похожи на большие кочки проросшие насквозь прочными злаками. Выходов не видно.

Желтые лазиусы редко когда появлялись на поверхности, и мне был странен их аскетичный, сугубо подземный образ жизни. Именно потому они были светлыми, что развивались не видя солнца. Пигментная окраска, как известно, отсутствует у всех животных, обитающих в пещерах, — земноводных, членистоногих, червей: она им попросту не нужна. По этой же причине и тли, которых воспитывали лазиусы на корнях трав, были совсем «нетлиного» цвета: те виды тлей, что живут на растениях, окрашены в покровительственный цвет — зеленый, черный, серый, синий, как ветка или лист, где они обитают, — чтоб их не заметили хищники. А вот этим толстым муравьиным «коровушкам», что на рисунке, прятаться было не от кого…

Схематический разрез муравейника желтых лазиусов.

Любопытно еще и вот что. Муравьи, обслуживающие тлей, самку-родоначальницу, яйца, личинок и куколок, были гораздо более светлыми, чем их же братья, находящиеся в верхних комнатах дворца, которые имели цвет коричневато-желтый. При повреждении муравейника или любой другой внешней тревоге ни один из тех, «глубинных» светлых муравьев не показывался на свет, выбегали лишь темножелтые «верхние». Мы нередко клали на муравейник желтых лазиусов кусочек сахару, смоченный водою из фляжки, — через несколько минут его облепляли десятки подземных жителей, но среди них — ни одного «глубинного». Это не значило, что им не перепадало нашего угощения: у муравьев всех видов существует жесткое и незыблемое правило, названное учеными трофаллаксисом: через регулярные промежутки времени каждый муравей обязан, независимо от того, сыт он или голоден, обменяться пищей с товарищем «из уст в уста» — либо передать ему часть содержимого своего желудка, либо получить от него, либо, если они одинаково «заправлены», перекачать пищевую жидкость туда-сюда для ее смешения.

Так поддерживается в муравейниках не только абсолютно одинаковая степень сытости (или голода, смотря по обстоятельствам) всех членов муравьиной общины: с пищей передается разнообразная и сложнейшая информация, закодированная в молекулах веществ, которые вырабатываются специальными железами в муравьином организме и тут же добавляются в содержимое всех желудков муравьиной семьи.

И заправившиеся сладким сахарным сиропом муравьи-фуражиры, отдав в глубине гнезда свою сладкую добычу товарищам, быстро вылезали наверх и вновь припадали к гостинцу…

Особенно они полюбили пчелиный мед. Наполненная им пластиковая крышечка объемом в половину чайной ложки опустошалась через полчаса. И мы сделали такой опыт: каждый раз эту медовую мисочку отодвигали сантиметра на три. Через неделю здесь можно было видеть совершенно необычную для желтых лазиусов картину: между муравейником и «столовой» протянулся трехметровый, как бы шевелящийся светло-желтый шнурок, вьющийся между травами. Идущие назад муравьи влачили толстые-претолстые брюшки-цистерны, наполненные медом так, что хитиновые сегменты разошлись, а соединяющая их прозрачная пленка была растянута до отказа.