Мои миры, твое отчаяние. Танец 1 (СИ)

— Ваша логика железная. Я не могу больше любить. Я успел перегореть. А этот паршивец… Вы так уверены в том, что вам удастся выковать из него надежду магического мира… В ваших способностях манипулятора я и не сомневался, но вопрос о судьбе мальчика все еще открыт. Надо будет научить контролировать его собственную магию. Но, Альбус, почему вы решили, что победителем из этой схватки выйдет именно Поттер? У него, на мой взгляд, куда больше вероятность умереть.

— Нельзя терять надежду, мальчик мой… Нельзя… особенно если она последняя. И я думаю, что в последней битве не будет выигравших… Проиграют оба.

Гарри решил не дослушивать разговор и очень тихо поднялся в свою комнату. Все разрушилось… То, во что он начал верить за последние несколько месяцев. То, что все–таки будет хоть кому–то нужен в новом мире… В этом мире есть волшебство, но нет чудес.

Мальчик лег в кровать, залез под одеяло и заплакал. Казалось, что это самые горькие слезы, которые только были в его не такой уж долгой жизни. Его душило ощущение какого–то предательства. Предательства его как человека… Он для них не больше, чем самая обычная вещь. Полезная, но бесхозная. И теперь самое важное вовремя ею завладеть, пока это не сделали другие. У вещи нет эмоций или желаний. Всего лишь функции и условия для их использования. Ему всего лишь десять лет, но что он может вспомнить? Череду из боли и отчаянья? Был ли хоть один краткий миг любви? Теплоты? Доброты? Максимум, на что он мог рассчитывать, — это равнодушие. Все соседи с Тисовой улицы относились к нему, как к досадному недоразумению, волей случая затесавшемуся в их обычную размеренную жизнь. Только миссис Фигг относилась к нему немного по–другому, нежели остальные. Иногда тетя Петунья оставляла Гарри с ней, когда нужно было куда–нибудь уехать, а запереть его в чулане было невозможно. Тогда миссис Фигг кормила мальчика старыми, залежалыми кексами и рассказывала ему о своих кошках, которых у нее было постоянно не менее десяти. Они сбегали, умирали, отправлялись к новым хозяевам, и тут же на их месте появлялись новые. Однажды Гарри, когда ему было около четырех лет, принес в дом котенка, и дядя Вернон выкинул его из окна спальни на втором этаже. Животное ничуть не пострадало и потом было подобранно сердобольной мисс Фигг, но последняя надежда на тепло умерла в детском сердце. Так год за годом он накапливал в себе боль, отчаянье и безысходность. У него не было права на ненависть, потому что она всегда требовала выхода и невыносимо жгла изнутри. Позволить прорваться ей наружу — сделать себе же еще хуже. Одно мучение сменится другим. Иногда, если долгими ночами он не мог уснуть от боли, то просто смотрел на потолок и мечтал, что за ним кто–нибудь обязательно придет, откроет дверцу его чулана и вытащит из этого переполненного жестокостью мира. Но, раз за разом получая разочарование от несбыточности подобного, мальчик просто разучился грезить. Не было у него Санта — Клауса или Зубных фей, как у других его ровесников, потому что мальчик видел раз за разом ту несправедливость, что касалась его самого: они никогда не приходили к нему, но имели завидную частоту посещений Дадли, который вел себя, по меньшей мере, нехорошо. Чуть позже он узнал, что на самом деле это были Дурсли. Но на тот момент его это даже не задевало. Никто не утешал его, когда он падал. Его раны в отличие от других заживали достаточно быстро, только наиболее серьезные из них оставляли шрамы на его теле. Ему не доставалось сладостей. Когда Гарри было семь лет, в один из летних дней, Дадли нес целую кучу конфет к себе в комнату и обронил несколько штук на лестнице, тогда мальчик подобрал их и впервые узнал, что такое шоколад. Все что он видел за свою жизнь, — это бег по замкнутому кругу, без права быть собой.

Мальчик посильнее закутался в одеяле и продолжил всхлипывать. От жалости к себе, от безысходности… Дверь тихо скрипнула, и в комнату вошел Снейп и старый волшебник в мантии, разрисованной звездами и полумесяцами. Они подошли к кровати и остановились около нее.

— Я рад, что ты пришел в себя, Гарри. Почему ты плачешь? Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Хочешь лимонную дольку? — маг порылся в карманах своей мантии и извлек оттуда несколько конфет, а потом протянул их мальчику.

Гарри отодвинулся от него, сел на постели, а потом прижался спиной к стене и отрицательно помотал головой.

— Мальчик мой, почему ты не хочешь конфеты? Ты не любишь сладкое? — старик обворожительно улыбнулся и подмигнул ему.

— Поттер, вы ведете себя как минимум некрасиво. Вы позорите меня, — в своей манере произнес Снейп и скрестил руки на груди.

Мальчик смахнул слезы, посмотрел на присутствующих и произнес почти холодно:

— Я вам не доверяю.

Альбус посмотрел на ребенка почти обескуражено и беспомощно оглянулся на зельевара, который тоже прибывал в некоторой растерянности.

— Почему? — выдавил он.