Мой-мой

Германий и ухода американцев ее взяла себе Русская Церковь Заграницей. Ее чуть-чуть перестроили, и теперь там кафедральный собор владыки Марка, архиепископа Германского и Копенгагенского.

– Я не берусь судить о том, как здесь у вас в России, но у нас на

Западе уже давно никто не ходит в церковь. Поэтому я хочу превратить пустующие церкви в центры современных искусств. Чтобы там были выставки, концерты и бары, в которых бы продавали водку.

– Ты знаешь, у нас есть нечто подобное. Здесь недалеко в здании бывшей немецкой церкви Святой Анны сейчас кинотеатр, ночной клуб и бар. В Лондоне тоже есть ночные клубы в бывших церквах.

– Да, но это не одно и то же. Я хочу сделать это глобально. Это будут не ночные клубы и коммерческие структуры, а центры искусств со своими реликвиями, своего рода музеи, связанные в единую международную цепь. Просто, сейчас многие художники строят и оформляют свои капеллы, а я хочу взять уже существующие и дать их оформить художникам, вообще сделать из искусства новую религию.

– Конечно, сделать из искусства новую религию – это круто. Но надо с чего-то начать. Давай сделаем первую такую временную капеллу в Кюнстлерхаусе в Вене.

– Отлично, я позову своих друзей-художников, чтобы они ее оформили, а саму капеллу я назову "Wladimir Jaremenko-Tolstoj Kapelle", сам же я буду ее основателем.

– Хорошо, тогда в капелле должен висеть большой портрет ее основателя в голом виде, такой портрет может написать наша общая знакомая Надя Игнатьева.

– Прекрасно, а в руке я буду держать яйцо, как символ вечности.

– Лучше два…

– Еще в капелле должна быть исповедальня. Ты бы мог там исповедовать людей.

– Да, но только женщин. Помнишь, как однажды я уже делал женскую исповедь в галерее у Кристины.

– А, это когда ты чуть не трахнул там под шумок мою студентку

Петру? Она до сих пор жалеет, что не отдалась. Тебе обязательно нужно приехать в Вену, она о тебе спрашивала. Но, как мы объясним, что ты исповедуешь только женщин?

– Я скажу, что в России вообще не существует мужской исповеди, потому что мужчины не грешат. Грешат только женщины. А русские женщины настолько грешны, что они боятся ходить в церковь, а ходят исповедоваться к архитекторам.

– Значит, ты будешь архитектором?

– Да, я буду архитектором перформанса!

– Супер! Я сделаю мебель для исповедальни из своего модуля.

– Но его нужно сперва освятить! Мы освятим его у Преподобного, все это заснимем на видео, и будем потом это видео показывать, потому что современное искусство не мыслимо без видео-инсталляций и телевизоров. Преподобный служит сейчас на подворье Оптиной Пустыни на Васильевском острове, и я мог бы с ним договориться.

– Как ты сказал? Что такое подворье?

– Это на самом деле самый обычный собор – Kathedrale.

– Отлично, Толстой! Мне так нравится, как это звучит – Kathedrale

Optima Puschkin. Просто классно! Хорошо, что там есть слово Пушкин, его у нас знают!

– А вместо Библии мы положим твой Фольксбух! Пусть Преподобный его тоже благословит!

– Гениально, Толстой! Давай выпьем за капеллу!

Мы пьем. Я думаю о том, что Преподобный на все это запросто подпишется. Ведь он полный беспредельщик, тем более что с Хайдольфом Преподобный неплохо знаком по Вене и относится к нему с почтением.

– А где сейчас Преподобный? Позвони ему с моего мобильного телефона, пусть подойдет к нам! Я хочу его видеть.

– Я думаю, он сейчас служит, – Пасха! Кстати, давай посмотрим, что там творится, время уже к двенадцати!

А на улице грянул дождь. Настоящий проливной, ледяной дождь. Мы выглядываем вдоль по Пестеля на ярко освещенный, словно парящий в воздухе Спасо-Преображенский собор, вокруг которого уже начался Крестный Ход, но идти нам туда не хочется, потому что нам не хочется мокнуть.

– Мы подождем, пока кончится дождь, – говорю я Хайдольфу, – служба все равно будет продолжаться сегодня до утра, и мы что-нибудь, да и увидим. Тем более, люди к тому времени рассосутся – пойдут после Крестного Хода домой сушиться.

Вернувшись в кафе, я хочу заняться Каролиной, но мне мешает уже изрядно выпившая Кристина, которая лезет ко мне целоваться.

– Знаешь, я сегодня решил, что не буду больше заниматься любовью с курящими женщинами, – говорю я, уклоняясь от ее прокуренных поцелуев.

– Почему?

– Потому, что мне противно с ними целоваться.

– А если это очень хорошая женщина и она очень тебя хочет?

– Тогда она должна бросить курить.

– А если она не бросит курить?

– Тогда я найду женщину, которая не курит.

– Таких мало.

– Мне безразлично, я люблю женщин, которые за собой следят и нормально пахнут, а не воняют каким-то дерьмом. В сексе для меня важно чувствовать запах партнерши, без этого я не могу. Если запах плохой, тогда я даже отказываюсь от секса.

– Это ты-то способен отказаться от секса? – возмущенно говорит

Кристина.

– Да, способен, а что?

– С каких это пор? Я всегда курила, и ты никогда не отказывался.

– Я буду отказываться с сегодняшнего дня. До этого я тоже отказывался, но не всегда. Кстати, для тебя я делал исключение, хотел дать тебе шанс, но бесполезно. Теперь, все – мы остаемся только друзьями. Тебя это устраивает?