Поехать в Лондон я успею всегда. Лондон не убежит. Решено, я останусь, чтобы испробовать все. А мои ноги несут меня вдоль набережной реки Мойки к Главпочтамту, предоставляющему услуги сети интернет с девяти утра ежедневно. Я прихожу к самому открытию и, заплатив за час, увязаю во всемирной паутине. Это чуть-чуть отвлекает и помогает убить время.
Выйдя с Главпочтамта на Дворцовую площадь, я пробую совершить первую хитрость. Остановившись посреди безбрежной гранитной мостовой, я набираю текст послания-повинной. Мне кажется, что если я повинюсь по-русски, это может возыметь некое действие. Конечно, мне за вчерашнее виниться не в чем, но нужно сделать вид, будто я чувствую себя во всем виноватым – взять всю вину на себя, покаяться, переместить акценты – "Yesterday I was so drunk, please, forget everything I said!"
Ответ я получаю на оживленном перекрестке между Летним садом, Марсовым полем и Михайловским замком – "I just woke up. You can come now and speak". Отлично, она дает мне возможность выговориться. В киоске я покупаю бутылку "Кока-колы", которую выпиваю залпом, забежав домой, чищу зубы своей запасной зубной щеткой, поскольку моя любимая щетка осталась у Пии, и прихожу, виновато опустив хвост.
Она открывает мне со спокойным и строгим лицом.
– Каю очень понравилась твоя линза! Смотри, как он ней играет! А как ты себя чувствуешь? Ты помнишь, что ты написал мне ночью?
– Не все, только последнюю фразу. Я был очень пьян.
– Скажи, что помнишь.
– Never see you…
– А что ты мне вчера обещал?
– Что? Я не помню. Я что-то тебе обещал?
– Картину…
– Ах, да – это-то я помню! Я обещал тебе картину! Ты сама сможешь выбрать ее, когда захочешь. У меня много картин, я предпочел бы, чтобы ты взяла ту, которая тебе больше всего понравится. Это можно сделать прямо сегодня.
– Нет, сегодня не получится. Мы с Лизой хотели поехать сейчас в
"Максидом". Потом я иду на обед к Мерье, а вечером – в "Time out" смотреть финал чемпионата мира по хоккею. Сегодня финны играют с чехами, я буду болеть, как и вчера. Если ты хочешь, мы можем взять тебя с собой в "Максидом", но к Мерье тебе нельзя и в "Time out" тоже. Я не хочу, чтобы ты туда приходил, ладно? А картину ты можешь подарить мне завтра.
Ехать в "Максидом" я соглашаюсь. Что мне остается еще? У меня отходняк, в данный момент мне хочется лишь одного – похмелиться. В "Максидоме" на втором этаже есть кафе, там я мог бы выпить пива, пока Пия с Лизой будут отовариваться всякой хозяйственной ерундой. Когда приходит Лиза, Кая отправляют к Яну, а меня сажают на заднее сиденье пииного автомобиля и везут с собой в "Максидом".
– В Америке, – говорит мне Лиза, – можно купить на авто-заправках такой специальный спрэй, который называется "сar mud", т.е. грязь для машин. Это специально для вездеходов, чтобы забрызгивать их грязью. Тогда все будут думать, что этот вездеход ездил где-нибудь по бездорожью, а это страшно романтично! В России же такой спрэй не нужен, грязи здесь и так хватает, ты только посмотри, какие грязные машины вокруг!
– Смотри, Владимир, вот дом, в котором я жила во время своего первого пребывания в России! Это Московский проспект, а вон бар, где мы тогда собирались. В то время, в начале 90-х, здесь еще был большой дефицит во всем. Баров тоже было мало. У нас подобралась тогда хорошая компания – все иностранцы, в основном американцы и финны. Этот бар стал нам вторым домом. Было бы неплохо заехать сюда как-нибудь еще раз, посмотреть, что там сейчас, – замечает Пия.
Я понимаю, что женщины меня развлекают. Очевидно, на мне совсем нет лица, и я очень плохо выгляжу. Поэтому они так стараются. И действительно, я чувствую себя фигово. У меня насрано на душе и сухо во рту, глаза болят, смотреть на окружающий мир почти невозможно от острой пронзительной рези. Закрыв глаза, я тихо молчу, и они переходят между собой на финский.