Мои московские улицы

В настоящее время дома № 9 и 11 полностью расселены. Только их первые этажи еще оккупированы заведениями общественного питания. Собственник или собственники этих домов, очевидно, находятся в поиске наиболее выгодных вариантов их использования. Такое предположение выглядят логичным, если войти во двор и посмотреть на дома сзади. Облезлые стены с отваливающейся штукатуркой, грязные окна, прогнившие карнизы – неприглядная картина разрухи, характерная для собственника-временщика – наглядное свидетельство отсутствия настоящего хозяина.

Однако во дворе дома № 9 продолжает функционировать «Первый и единственный в России холодильник, приспособленный для хранения исключительно меховых вещей, платьев и ковров». Холодильник, как уже говорилось, был построен купцом А. М. Михайловым – поставщиком Двора Его Императорского Величества по проекту инженера Н. Г. Лазарева. Холодильник начал работать в 1912 году и работает до сих пор.

В моей памяти дом 9 отложился не по причине его архитектурного оформления или детективных историй, связанных с деятельностью «Салон-де-варьете», а по ассоциации с проживающей в нем нашей первой школьной учительницы английского языка. Английский язык в нашей школе мы принялись изучать с 5 класса. Языковые занятия вела преподавательница, Елена Михайловна Аренс, которая не была профессиональным педагогом ни по образованию, ни по призванию. Внешне она значительно отличалась от всех наших учителей. Она была немолодой, наверное, лет 45-и, красила волосы в рыжий цвет, курила и одевалась не так, как все наши педагоги. Чаще всего она приходила на уроки в просторных и длинных шерстяных кофтах, одетых поверх платья. Никто из наших учителей так не одевался. Кроме того, у неё был большой кожаный портфель ярко желтого цвета, явно иностранного происхождения. Елена Михайловна проживала в одной из квартир дома, о котором мы ведем речь. Каждый день она выходила из высоких арочных ворот этого дома и, со своим привлекающим внимание окружающих портфелем, поднималась вверх по Б. Дмитровке к нашей школе, которая сегодня оказалась «за спиной» Совета Федерации РФ. Теперь пройти с Б. Дмитровки к школе нельзя – государственные учреждения у нас бдительно охраняются. А раньше путь преподавателя английского языка от дома до школы занимал минут десять. Елена Михайловна, наверное, хорошо знала английский язык, работала заграницей, однако, повторюсь, она не имела ни педагогического опыта, ни детей, общение с которыми могло бы подсказать ей, как лучше поладить с неуправляемой оравой послевоенных сорванцов.

Не по годам продвинутые школьники тех лет быстро распознавали слабые стороны своих преподавателей и знали, с кем из них можно было вести себя фривольно, а где нужно было соблюдать принятые нормы поведения. Нашими любимыми дисциплинами до английского были уроки пения и черчения. На них мы делали все, что заблагорассудится: свободно переговаривались, смеялись, ходили по классу, двигались на партах, пели дурными голосами, выходили без спроса в коридор и т. д. Бедные преподаватели этих предметов ничего не могли с нами поделать. Они только грозились пожаловаться на наше поведение директору школы, но никогда этого не делали. Мы это знали и бессовестно пользовались возможностью безнаказанно вольничать, а то и просто вести себя на этих уроках по-хамски вызывающе.

Когда Елена Михайловна впервые появилась в нашем классе, она, не зная, как лучше установить контакт с учениками, захотела сразу окунуть нас в ауру своего предмета. Она заговорила с нами на иностранном языке. «Здравствуйте, дети, – сказала она по-английски, а потом произнесла фразу, немедленно приковавшую наше внимание: Who is absent today?» – кто сегодня отсутствует? В русской транскрипции это звучало как: «Хуис эбсент тудей?». Чтобы долго не распространяться, скажу, что в следующий раз, когда она вошла в класс, 40 глоток дружно орали, якобы по-английски – «кто сегодня отсутствует», с небольшой коррекцией в произношении и акцентом на первом слове. Она растерялась, но сделала усилие, чтобы свести наш хулиганский выпад к шутке, похвалив класс за желание немедленно приступить к изучению английского разговорного языка. Однако овладевать ни устной, ни письменной английской речью мы вовсе и не собирались. По нашему глубокому убеждению, более бесполезным предметом, чем английский, были, пожалуй, лишь пение и черчение. Ни в нашей повседневной жизни, ни в самых смелых мечтах о жизни будущей, английскому языку в ней места не находилось. Так вплоть до старших классов весь процесс изучения английского языка для большинства наших мальчишек сводился к написанию в учебных текстах произношения английских слов русскими буквами, да откровенных подсказок при устных ответах, с которыми Елена Михайловна ничего не могла поделать.

Столешников переулок