Мой муж – чудовище

Я осторожно приоткрыла дверь, как только голоса стихли, и почти побежала к себе в комнату. Я не боялась оборотней, ведь даже по старым легендам они не заходили в дома. По крайней мере, старались не заходить, потому что их пугало любое замкнутое пространство, и, насколько я знала, этим пользовались крестьяне и солдаты, загоняя оборотней в некое подобие сараев или, если была возможность, в заброшенные дома. Иногда, очень нечасто, так, что можно было не принимать во внимание, оборотни вламывались в дома, но это был повод уничтожить кого-то по личным мотивам с гарантией погибнуть самому. Мстили оборотни редко – прадед вообще не помнил подобного и объяснял это тем, что оборотень – это две личности в одном вроде бы теле. Недобитый, раненый оборотень в исключительных случаях, если помнил обидчика, мог месяц или два спустя ворваться в дом того, кто его разозлил.

«Но меня ведь это никак не касается», – подумала я, запираясь в своей спальне. Летисии не было, вероятно, ее допрашивали полицейские, но она никогда и не ночевала со мной. Прислуга не ночует в спальне замужней женщины, кроме тех периодов, когда госпожа находится в тяжести. И у меня мелькнула лишь мысль, что я снова пошла поперек воли мужа. Он не говорил мне, что я должна закрыться и от него.

Но я сомневалась, что ему до меня будет дело. Он не приходил ко мне в спальню всю неделю с момента венчания, зачем ему делать это сейчас, когда случилось такое несчастье.

Оборотень ли? Может, все же какой-то зверь?

Я была достаточно гибкой, чтобы с трудом и не сразу, но расшнуровать корсет, да и вообще к помощи горничной я прибегала редко. Седьмая дочь – это та, кого и родители вспоминают с трудом, и то когда приходит время выдавать ее замуж. Прислуга в доме отца была мне не положена, я обходилась своими силами или помощью кого-то из сестер.

В моей комнате тоже стало теплее. Обычно в городских домах печные трубы проводили в стенах так, чтобы тепло расходилось по всем комнатам – так было в доме прадеда и деда, где жили мы с младшими сестрами какое-то время, а в сельских домах топили каждую комнату или держали открытыми двери. В доме отца я постоянно мерзла, потому что жила дальше остальных от комнат с печами, и нередко мы забирались с сестрами под одно одеяло – точнее, все прочие одеяла накидывали сверху, и так, прижавшись друг к другу, рассказывали прочитанные истории или мечтали, что будет, когда мы вырастем.

Глупые, бесполезные, давно растаявшие мечты. Но девочкам они были простительны.

Я распустила волосы, надела ночное платье и забралась в постель. Она остыла, а меня немного потряхивало, и я знала, что не от холода, а от волнения. И оборотень, поначалу представлялось мне, беспокоил меня меньше, чем муж.

Я допускала, что полиция может и ошибаться. И даже Филипп. Мне хотелось так думать, я ворочалась с боку на бок, назойливые мысли не давали уснуть, пока я не поняла, в чем дело. Зимой оборотням и легко и трудно одновременно. Люди – жертвы – тепло одеты, неповоротливы, бегают медленно, увязают в снегу, но зимой же редкий человек выходит в лес без ружья. Этот несчастный – удача. Припозднившийся, одинокий, быть может, немолодой, вполне вероятно, что бывший городской житель, подавшийся от долгов в королевские крестьяне, не знающий, что в лесу может встретиться голодный зверь, и потому не вооруженный. Ни женщин, ни детей, ни резвящихся девушек. Оборотню нужна кровь – очень сложно достать добычу зимой, если не соваться в поселение…

Я тоже могла ошибаться.

Но каждый здесь на виду. Пока оборотень человек, ему нужно где-то скрываться. Где-то жить. Даже если он наткнется на пустую сторожку, дым будет виден издалека. Будет ли он рисковать?

И если да, то, возможно, мой муж и искал его? Как? Он знал заранее, что что-то нечисто?

Сон не шел. Я не находила себе места и уговаривала себя, что напрасно ломаю голову. Я ничего не знаю об этих краях, ничего не знаю толком об оборотнях, кроме рассказов прадеда и вряд ли правдивых легенд. Яснее ясного, что я не знаю людей, местный лес, что только выдумываю. Я все равно ничего не решу и не сделаю, лишь измучаю себя и буду разбитой завтра, а за окном уже брезжил, казалось, бледный серенький рассвет.

Но все-таки я смогла заснуть ненадолго и спала крепко, и мне никто не мешал. Проснулась я поздно и первым делом взглянула на окно. Неяркое солнце пятном плыло за облаками и пробивалось сквозь шторы, что значило – уже не меньше десяти утра.

Полицейские могли уехать, тело несчастного увезли, что-то с ним будут делать, искать кого-то. Мой муж… или занят своими делами, или работает в кабинете, я не стремилась попадаться ему на глаза.

Я спустила ноги с кровати, наслаждаясь теплом, и попыталась придумать занятие на день. Позавчера я начала украшать к новогоднему балу платье. Стоило доделать его до конца, хотя я была совсем не уверена, что бал вообще состоится, а если и состоится – что я на него попаду.