Мой муж Джон

Мы вылетели 16 февраля вместе с Джорджем, Патти, ее сестрой Дженни и нашим другом Алексом по прозвищу Волшебник. В общей сложности мы планировали провести в Индии два с половиной месяца, поэтому моя мама переехала к нам, чтобы присматривать за Джулианом. Я не любила расставаться с ним надолго, но понимала, что ему будет хорошо под опекой мамы и Дот. Мы решили, что лучше ему будет остаться в привычной обстановке, тем более что во время ежедневных многочасовых медитаций нам будет не до ребенка.

Из аэропорта мы еще несколько часов ехали на машине до учебного центра Махариши. Он был расположен в лесистых предгорьях Гималаев, живописно спускающихся к берегам Ганга. Территория центра утопала в зарослях чудесных цветов и кустарников. Лагерь был рассчитан на прием нескольких десятков учащихся, которые жили в низеньких каменных коттеджах, по пять комнат в каждом. Когда мы приехали, нас пригласили на встречу с Махариши, который выступил с речью перед многочисленной толпой людей разных возрастов, рас и вероисповеданий. Среди собравшихся здесь были актриса Миа Фарроу, Майк Лав из Beach Boys. Позже к нам также присоединился певец Донован со своим другом, коренастым парнем по прозвищу Цыган. У Донована завязался роман с Дженни, и он сочинил в ее честь песню, которая потом стала хитом — Jennifer Juniper.

Нас с Джоном поселили в комнате, обставленной по — спартански: кровать с пологом, трюмо, пара стульев и электрический обогреватель. Неподалеку находился домик самого Махариши, а также бассейн, прачечная, почтовое отделение и лекционный зал под открытым небом, где нам предстояло регулярно собираться для бесед с нашим наставником.

Мне очень нравилось в Индии, вдали от стресса и хлопот нашей обыденной жизни. Здесь не было никаких фанатов, людских толп, нас не поджимали никакие графики и расписания, от нас ничего не требовали и не ослепляли вспышками фотокамер. Вокруг царили мир и спокойствие, с гор веял легкий ветерок, напоенный ароматами цветов. Но главное, теперь мы с Джоном могли почти все время быть вместе. Я надеялась, что мы будем вдвоем медитировать, разговаривать, ходить на прогулки и таким образом постепенно восстановим нашу утерянную близость и взаимопонимание.

Через четыре дня после нас приехали Пол, Джейн, Ринго и Морин, тоже предвкушая спокойный отдых в тихой и мирной обстановке. Ринго, испугавшись, что в местной столовой его будут кормить исключительно острой и перченой едой, решил не рисковать и привез с собой две коробки: в одной банки с консервированной фасолью, в другой — куриные яйца. На самом же деле питание в нашем учебном центре было простым и незатейливым: на завтрак обычно давали кукурузные хлопья, поджаренный хлеб и кофе. Ели мы на открытом воздухе, за длинными столами, где нахальные обезьянки то и дело порывались разделить с нами трапезу.

За первую неделю мы привыкли к новому расписанию: несколько часов медитаци, посещение лекций. Остальная часть дня была отдана в наше распоряжение. Я взяла с собой бумагу и карандаши и проводила много времени за рисованием. Кроме того, впервые в жизни я начала писать стихи. По утрам было холодно, и, поскольку теплую одежду мы с собой не взяли, то утренние часы просиживали, завернувшись в одеяла. Однако простота быта в ашраме, когда вокруг тебя нет ничего лишнего, все равно очень привлекала и радовала. Все мы могли наконец немного притормозить и выдохнуть.

По вечерам мы часто собирались вместе и иногда нарушали установленный в ашраме «сухой закон», пропуская по стаканчику местного самогона (по запаху подозрительно похожего на бензин), который Алекс тайком покупал в соседней деревушке на другом берегу реки. Мы пускали бутылку по кругу и, хихикая, как непослушные старшеклассники, делали по глотку и корчились с непривычки, по мере того как эта адская жидкость текла по нашим пищеводам.

Время от времени Махариши организовывал нам вылазки в соседний городок, где я с удовольствием обследовала прилавки местных магазинов, продававших традиционные индийские сари и ткани самых немыслимых расцветок. Все женщины купили себе сари и научились их носить.

Ринго и Морин вскоре начали проявлять беспокойство. Они очень скучали по детям. Ринго к тому же устал от запасенных им яиц с консервированной фасолью, а Морин ужасно боялась мух, от которых в Индии никуда не денешься. Через десять дней они объявили всем, что с них хватит и они летят домой. «Махариши, конечно, славный парень, — заключил Ринго, — но не для меня».

Я же тем временам не получила второго медового месяца, на который так надеялась. Джон день ото дня вел себя со мной все более холодно и равнодушно. Он рано вставал и сразу уходил из комнаты. Разговаривал он со мной очень редко, а через пару недель вообще сказал, что собирается переехать в отдельную комнату, так как ему требуется уединение. С тех пор он упорно игнорировал меня, как наедине, так и на людях. Остальные то ли не замечали этого, то ли просто тактично молчали.