— В этом все же есть смысл. То есть, твоя бывшая жена может поверить, что я исцелила твой порок, но, кажется, она быстрее купится, если подумает, что ты развратил меня, — в ее тоне было что-то игривое, но я также знал, что причиной этого были ее настоящие чувства касательно моих наклонностей. — Так что за условия?
Мгновение я раздумывал.
— Дважды в месяц я буду брать тебя в клуб, который посещаю. Это светское мероприятие. Тебе не понадобится делать ничего, кроме как быть там, и не нужно будет наблюдать за чем-либо, от чего тебе будет не комфортно. Мы пообщаемся, убедимся, что нас увидели, и уйдем домой.
Она снова жевала свою губу, розовый румянец поднимался от шеи и медленно распространялся по щекам.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что мне не нужно будет наблюдать за чем-либо, от чего мне будет некомфортно?
Черт. Я не должен был даже упоминать об этом. Живые сцены были маленькой частью собраний, на которые я ходил, и она даже не столкнется с ними, если не пойдет шпионить по задним комнатам. Земля быстро уходила у меня из под ног.
— То есть, какую бы сумасшедшую сцену оргии с Томом Крузом и Николь Кидман ты себе ни представляла, там такого не случится, — я быстро исправился, и ее лицо немного расслабилось. — Это просто возможность для людей с одинаковыми интересами выпить и отдохнуть. Никто не побеспокоит тебя. Доминанты не заговорят с тобой, если только не получат моего разрешения.
Ее брови снова сошлись на переносице. Проклятие, я упускал ее.
— Это знак уважения, — сказал я, практически спотыкаясь о свои собственные слова. — Не потому, что ты женщина, а потому, что ты моя...
Вау, я буду думать прежде, чем говорить?
— ... потому что они будут
Она скрестила руки, вытягивая ноги перед собой и откидываясь на спинку дивана.
— Звучит сложно.
— На самом деле все очень просто, — сказал я. — Дело в том, что, когда ты в мире просто взаимодействуешь с людьми, пытаясь освоиться в огромном клубке моральных правил и личных заскоков, это сущий кошмар. Есть уйма силовых структур и невысказанных правил и ожиданий. Но затем ты попадаешь в мой мир, и все открыто относятся к этому. Вот там настоящий свод законов, и все мы согласились следовать ему.
— Но что, если кому-то не нравятся правила? — она слегка наклонила голову. — Они не могут подходить всем. Не совсем.
— Тогда ты создаешь свои собственные. — я пожал плечами. — Единственное непоколебимое правило в этом образе жизни — уважение. Уважение границ других людей, уважение их деятельности и уважение того, как они хотят, чтобы с ними обращались.
Дженна прижала колени к груди, снова откинувшись назад. Создавалось ощущение, что постоянная смена позы была отражением путаницы у нее в голове, и я мог лишь надеяться, что она придет к благоприятному разрешению.
— Звучит словно утопия, — сказала она с более чем просто намеком на сарказм.
— Я не говорю, что это идеально, — признался я. — В это вовлечены люди, поэтому, естественно, иногда все идет наперекосяк. Но никому, кто приносит проблемы, не разрешено остаться. Мы заботимся друг о друге. В конечном итоге, мы все — человеческие существа, пытающиеся держаться на плаву в этом враждебном мире.
— Ох, это вдохновляет. Но кажется, что, надевая кляп и седло на кого-то, вы все же словно отрицаете это, — она держала большой и указательный палец на расстоянии миллиметра. — Совсем чуточку.
В ее тоне не было явной враждебности, но я все еще не понимал того, что насколько легкомысленна она была. Сжав зубы, я попытался напомнить себе, как сложно было понять эту извращенность в первый раз.
— Для тебя это может показаться глупым, но я обещаю, это для них это что-то значит.
Сделав глубокий вдох, она мгновение осторожно наблюдала за мной. Ее взгляд блуждал по моему телу, и я снова заметил этот маленький блеск желания.
— Что для тебя значит домашняя дисциплина? — спросила она тихо.
Положив руки на свои колени, я наклоняюсь вперед, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Мой ответ повлияет на твое решение?
— Возможно, — она пожала плечами. — Хотелось бы узнать мужчину, с которым я проведу следующие два года своей жизни.
Не было смысла быть нечестным.
— Дело не в том, что это значит для меня, — сказал я. — Дело в том, что это значит для нее.
— Значит, ты ничего от этого не получаешь? Не верю.
— Я этого не сказал. Но когда я вижу, как она оживает, свободу, которую она ощущает из-за того, что я даю ей...
— Я не понимаю. Какое может быть освобождение, когда кто-то другой пытается вылепить другую версию тебя, которую он хочет?
Я должен был засмеяться. Ее представления были настолько далеки от правды , то есть, как мог кто-то стать взрослым без возможности осознать человеческую сексуальность? Покачав головой, я попытался объяснить ей, насколько она неправа.