Мой муж – мой босс?

— Я? Ем? С твоей ладони? Не смеши! Это ты, Злотов, что-то путаешь. Притом, конкретно так… Вернее, кого-то.

— И кого же? — тянет тот, перекатываясь с пятки на носок.

Вокруг мячиком-попрыгайчиком скачет Садалин, выбирая момент, когда поддакнуть шефу, куснуть…

— Меня с моим отцом, — просто и прямо говорит Давлат. — Меня его бандитские тёрки не касаются. Если вы с ним что-то не поделили — сами и разбирайтесь. Я и мой клуб это отношения не имеют…

Злотов водит пальцем в воздухе, будто собирается начертить круг:

— Был твой — может стать…

— Не может! — отрезает Давлат. — Покинь помещение!

Складывает руки на груди, прожигает непрошеного гостя злым взглядом…

Злотов, надо отдать ему должное, всё же поворачивает на выход, но приостанавливается на полпути и поворачивается к нам:

— Зря ты, Давлат, ой, зря. Как бы не пожалеть…

С этими словами всё же уходит, что-то эмоционально объясняя своему, кивающему, как китайский болванчик, подельнику.

Когда они скрываются из виду, Давлат оборачивается ко мне:

— А вы, Кристина Витальевна, бегом в мой кабинет. Разговор есть.

И уносится, прежде чем я успеваю что-то возразить.

— Удачи… — криво улыбаясь, говорит Дмитрий… — Мы стараемся ему не попадать на глаза, если он в таком настроении…

— Спасибо, поддержал! — хмыкаю я.

Дима разводит руками:

— Предупреждён — вооружён. И вам лучше поспешить, чтобы не злить его ещё больше…

Откидываю волосы на спину, задираю нос и, цокая каблуками, иду в кабинет начальника. Я ни в чём не виновата, так чего мне бояться?

Едва распахиваю дверь приёмной, натыкаюсь на удивлённый взгляд Софочки.

— Ого-го! — произносит секретарша, оглядывая меня. — А я-то думаю — чего он такой злющий… А оно вон что…

— А что? — уточняю ехидно.

— Будто сама не знаешь, — усмехается она и возвращается к компьютеру, с умным видом начиная искать знакомые буквы на клавиатуре.

Вхожу в кабинет.

Давлат сидит, откинувшись в кресле, и барабанит по столу пальцами. Красивыми, надо признать. Такие называют аристократическими — тонкие, длинные, изящные… Я помню, какие узоры они умеют чертить на коже, но это воспоминание сейчас неуместно…

— Ну? — начинает он. — И как ты всё это объяснишь?

— Что это? — искренне не понимаю я.

— Свой внешний вид, — выплёвывает он. — По какому поводу вырядилась, как последняя бл… шалава?

Ах, вон мы как заговорили? Шалава, значит?

Вспыхиваю и выпаливаю:

— Не помню, чтобы в устав клуба вписали дресс-код. Или это тоже — успели отредактировать? — делаю бровками, давая понять, что мне всё известно.

— Никто ничего не редактировал, — взвивается он, — но ты в таком виде на работу ходить не будешь.

— Буду! — заявляю и упираю руки в бока, показывая, что сдаваться не намерена.

— Хорошо, — вдруг смиряется он, но меня не обманешь этим показным спокойствием, я же чувствую, что муж кипит, как забытый на плите чайник, — только не в моём клубе.

— Твоём? — вскидываю брови. — Помнится, ты здесь неединственный хозяин.

— У тебя устаревшие сведения, дорогая, — он закидывает ногу за ногу и покачает между пальцев карандаш. — После недавних событий Роман захотел свою долю деньгами, а Пётр отдал мне бразды правления, так как дома случались постоянные скандалы из-за направленности нашего заведения… Так что, — Давлат разводит руки в стороны, — я теперь единоличный хозяин этого злачного местечка, дорогуша. Прошу любить и жаловать. А если что-то не устраивает — никто не держит. Подыщу администратора, который доставляет меньше проблем. Софочка, вон, давно проситься…

Софочка, значит… Ах, ты гад!

Соплю, киплю, сжимаю кулаки…

Знаю, что месть нужно подавать холодной, но…

К чёрту!

Мне просто необходимо расцарапать эту красивую самодовольную рожу!

И, тихо взрыкнув, я кидаюсь вперёд…

Поскольку пелена гнева застит мне глаза — то не сразу понимаю, что именно творю. Прихожу в себя, ощущая, что мои запястья надежно перехвачены, а бесстыжие поцелуи обжигают шею и ключицы… Губы тоже горят — видимо, и им досталось…

Господи, мы что, только что целовались, а я ничего не поняла? Нет, смутно помню — и как крылья развернулись за спиной, и сам полёт в негу… Но я не хочу — не за этим сюда шла!

— Пусти! — дёргаюсь, но вместо свободы обретаю ещё больший плен — меня буквально впечатывают в каменную грудь, не переставая ошалело целовать. Благо, вырез моего платья… многое позволяет. Но когда наглая ладонь ползёт вверх, задирая и без того ультракороткую юбочку, рвусь уже сильнее: — Отстань! Мы так не договаривались!

Давлат отрывается от меня, ловит взгляд — его собственный шалый, голодный, недовольный…

— А мы вообще ни о чём не будем больше договариваться, — отсекает он, продолжая удерживать меня — крепко, почти причиняя боль, но при этом со странной нежностью. — Всё будет так, как я скажу. Ты доумничалась. Подкинула мне проблем.

— Пусти! — всё же требую я. — Нам нужно поговорить!

Он всё-таки отпускает — очень нехотя, продолжая следить за мной взглядом хищника, который может кинуться в любой момент.