Мой муж Одиссей Лаэртид

— У меня был сын от Гектора, Астианакт, — ему было два годика, когда пала Троя. И вот на собрании ахейских вождей Одиссей настоял, чтобы ребенок был убит... Он хотел искоренить семя Гектора, чтобы никто и никогда не смог отомстить ахейцам за пролитую на берегах Геллеспонта кровь. Многие цари пришли в ужас от этого предложения. Но Одиссей убедил их, и ребенка вырвали из моих рук и сбросили со стены. Лаэртид сам сбросил его. Сбросил туда, где год назад Ахиллес проволок труп его отца. А я стояла на стене, разрушенной стене своего города, и смотрела...

Андромаха подняла на меня ненавидящие глаза.

— Да падет проклятие богов на этот дом! Да будь он проклят, Одиссей, сын Лаэрта.

Андромаха умолкла. Мне было больно, очень больно. Я ненавидела эту женщину. И в то же время жалко ее было... Мы долго стояли молча. Потом я сказала:

— Твое проклятие давно исполнилось, Андромаха. Сын Одиссея слаб разумом, и ему никогда не стать воином и царем. Жена Одиссея ненавидит своего мужа. А сам Одиссей скитается на чужбине, и, вернувшись, он застанет на Итаке свой разоренный дом и опозоренное ложе.

И Андромаха оплакала короткожизненного Астианакта, увидев, как он низвергся стремглав с высоких башен, брошенный на смерть рукой Одиссея.

Трифиодор. Взятие Илиона

Я сказала Андромахе то, что сказала. И я не откажусь от своих слов даже перед алтарем. И все же... Что такое ненависть? Я не знаю, как назвать то чувство, которое я испытываю к Одиссею...

Неоптолем и его спутники уплыли на следующий день. Я не удерживала их, но сделала Неоптолему богатые подарки, как того требует обычай.

Корзина 8

Третий кончается год и уж скоро наступит четвертый,

Как у ахейцев в груди она дух бесконечно морочит.

Всем надежду дает, обещается каждому порознь.

Вести ему посылает,, в уме же желает иное.

Гомер. Одиссея

Я, Пенелопа, царица Итаки, бывшая жена Одиссея Лаэртида, отныне отворяю двери своего дома для гостей и для претендентов на мою руку!

Мой муж сгинул в неизвестности, он взят гарпиями, и я не желаю ни ждать его возвращения, ни хранить его память!

Я готова стать супругой того из ахейцев, кто придется мне по сердцу. Он получит мою любовь, мою руку, мои богатства и трон царя Итаки.

Теперь в моем дворце по вечерам часто собираются гости — я посылаю приглашения знатнейшим людям Итаки и их сыновьям. Иногда вместе с мужьями приходят и жены — они отказываются садиться с мужчинами, и я накрываю для них отдельный столик в вестибюле. Фемий поет для нас, и тогда женщины пересаживаются к очагу и берут в руки пряжу. Фемий дипломатично обходит стороной тему Троянской войны, чтобы нечаянно не упомянуть имя Одиссея. Никто не знает, что случилось с моим мужем, и никто не знает, почему я так внезапно забыла о нем.

Фемий часто поет о походе аргонавтов, и это тоже немного неловко, потому что аргонавт Лаэрт на эти пиршества не приходит, и неизвестно, как он относится к тому, что происходит во дворце. Но Лаэрт давно живет в саду, и его отсутствие никому не бросается в глаза.

Вчера умер Фидипп. Он был уже очень дряхл, и все-таки мне жаль старика. Я заплакала, узнав эту новость. А потом вдруг подумала, что на Итаке нет теперь никого, кто знал бы о судьбе Одиссея. И нет никого, кому я обещала бы дать Итаке нового царя. Никто не сможет попрекнуть меня тем, что я открыла двери своего дома для мужчин при живом муже. И никто не может принудить меня снова выйти замуж. Отныне я свободна.

Одиссей вернется... Я знаю, что он вернется. Потому что ни одна женщина, будь она хоть нимфой, хоть бессмертной богиней, не сможет любить его так, как когда-то любила его я, и он знает это. Он вернется ко мне, на Итаку... О нет, он не застанет здесь вдову, которая после долгих лет ожидания вступила в вынужденный повторный брак, чтобы дать Итаке нового царя и чтобы с новым мужем хоть как-то смягчить горечь утраты мужа старого. Здесь его встретит оскверненное прелюбодеянием ложе и разоренный дом, полный незваных гостей. Слова, которые я сгоряча произнесла перед несчастной Андромахой, теперь могут сбыться. О, я сделаю все, чтобы они сбылись!

С каждым разом гостей в моем доме становится все больше. Появляются и незваные юноши с окрестных островов. Я не скуплюсь на угощение: к вечеру пастухи пригоняют во двор нескольких баранов и коз, Евмей присылает жирного кабана; рабыни пекут лепешки и приносят из подвалов амфоры с вином, оливки, сыры... Женщины ко мне теперь не приходят. Впрочем, во дворце не происходит ничего такого, что не предназначалось бы для женских ушей и глаз. Но это уже не семейные вечеринки для близких соседей и родственников, а шумные ночные пиры.