Мой муж Одиссей Лаэртид

Собственно, единственная уважительная причина, чтобы свободному человек взять в руки сырую глиняную табличку и стилос, — это необходимость написать кому-то письмо, а такое случается не часто. Ведь письмо не доплывет до адресата само, его так или иначе надо поручить доверенному гонцу. А тогда уж проще передать поручение на словах. Если гонец человек сметливый, он все расскажет убедительно, да еще и выберет подходящий момент. С просьбой о золоте он обратится после дружеского пира, когда собеседник сыт, благодушно настроен и слегка пьян. Если надо призвать людей на войну, он подождет, когда молодые мужчины соберутся на палестре для тренировок. Разогретые воинскими упражнениями, опьяненные только что одержанными победами, они не откажутся выступить на помощь союзникам. Если же поручение адресовано к женщине, умный гонец выберет день, когда она хорошо выглядит, и ни в коем случае не в полнолуние. А для особо важного поручения можно и служанок подкупить, чтобы узнать тайны супружеского ложа, чтобы не обратиться с просьбой в дни месячных истечений или в дни, когда между супругами что-то неладно... Разве глиняная табличка сможет все это предусмотреть? Разве она подберет нужные слова в нужный момент?

Если кто-то однажды решит прочесть мои записи, я не могу удержать его, чтобы он не брался за них в раздражении или гневе. Я не могу проследить, чтобы он выбрал для этого теплый безветренный день и приказал рабам поставить для него ложе в уютном портике и развести сладкого вина... Но я очень надеюсь, что ты, читающий сейчас эти строки, сам позаботился обо всем. А еще — отошли шумливых рабынь и прикажи, чтобы никто не тревожил нашу беседу, текущую через года и столетия; оставь только мальчика с опахалом и раба, который станет неспешно читать таблички вслух. И тогда это будет больше напоминать дружескую беседу с моим гонцом, чем чтение писем. Ведь чтение еще никого не довело до добра.

Обычно письмо пишут, если хотят кого-то обмануть или убить, сделать то, о чем не скажешь гонцу, что стыдно и страшно выразить словами — ведь боги могут услышать. Глиняные таблички посылают друг другу цари, и дело часто кончается войной...

Однажды, еще в доме отца, я слышала, как аэд пел о Беллерофонте, внуке Сизифа, — его пыталась соблазнить жена его друга, царя Пройта. Беллерофонт отказался, и женщина в отместку оклеветала юношу перед мужем: она сказала, что герой хотел ее изнасиловать. Пройт не посмел сам убить гостя и отправил его с письмом к своему тестю, царю Ликии. В письме содержалась просьба погубить гонца: аэд пел, что там были начертаны «смертельные знаки». Да и что еще могло быть в письме? Ясно же, что добрые пожелания Пройт передал бы на словах, не пачкая руки о глину. Правда, Беллерофонт остался жив — царь Ликии отправил его сражаться с Химерой, с амазонками и народом солимов, а когда герой победил всех, устроил ему засаду, но ни один из нападавших не вернулся назад. Тогда царь понял, что боги покровительствуют Беллерофонту, и отказался от мысли погубить его. Герой даже женился на царской дочке, но кончил он все равно плохо. Говорят, он пытался подняться на небо на своем Пегасе, и боги разгневались. А я так думаю, что все дело в этом злосчастном письме. Если где-то написано, что ты покушался на жену друга и что тебя надо убить, можно сколько угодно игнорировать эти «смертельные знаки», можно забыть о них, можно выкинуть табличку, но она будет лежать в мусорной яме и ждать своего часа... Наверное, надо было размочить ее и смять — не знаю...

А что, если «смертельные знаки» продолжают жить своей жизнью после смерти таблички? Лучше не писать ничего такого, о чем потом можешь пожалеть...

Однажды я застала Евриному в узком боковом проходе, который ведет из мегарона в комнаты второго этажа. Она сидела на ступеньке и вытирала слезы.

— Что с тобой, Евринома?

— Я вспомнила нашу госпожу...

Евринома была искренне привязана к моей свекрови, но с ее смерти прошло уже около года... Ключница всхлипнула и протянула мне табличку:

— Вот, завалилась за сундук. А я стала прибираться и нашла. Помнишь, она просила принести жертвы, чтобы боги исцелили ее... Все надеялась дожить до возвращения сына... Лаэрт тогда уже был немного не в себе, и она меня попросила... Я ходила в храм вместе с Евридикой и девочками. Мы отнесли пять амфор вина, пеплос, который госпожа сама соткала, и трех овец отогнали. Вот оно все на табличке, как будто сейчас в кладовой лежит... А госпожа в Аиде...

Я не знала об этом жертвоприношении. Я считала, что Антиклея умерла скоропостижно: милостивая Артемида пустила свою стрелу, и старуха скончалась без мучений, которыми чревата долгая старость. Значит, она понимала, что умирает, а мне не сказала и о жертвах просила не меня...