Мой муж (СИ)

— Толя говорил, а я всё забываю название, это печенье такое. По телевизору говорили, что такие вещи, углеводы значит надо есть на завтрак, так лишнего веса не будет.

Ага!

Меня прямо подмывало сказать, наябедничать, что её племянничек Анатолий на обед трескает конфеты!

Анна Захаровна сварила кофе и пожарила яичницу с колбасками и помидорами. Ничего необычного для меня, если не брать во внимание, что кофе был не растворимый, а свежесваренный. 

— Пока так перекусим, а потом все встанут и ещё раз позавтракаем, — предупредила Анна Захаровна, а я смолчала что хочу сбежать, домой не дожидаясь пробуждения всех остальных.

Только и успела отпить горьковатого кофе, как на кухню, громко шлёпая ногами, зашёл Клим в одних трусах. Как бы дела ни было до его фигуры, но пресс  бросался в глаза сам собой. 

— О! Проснулся уже! Садись за стол, — засуетилась Анна Захаровна, встав из-за стола.

— Да не! Я ещё сплю, за водичкой зашёл, — друг Исаева действительно был словно у себя дома и без труда получил холодную воду прямо из дверцы холодильника. 

Обалдеть! Вот это техника, ещё и воду даёт. 

Напившись, Клим нацедил стакан воды с собой и ушёл обратно, громко зевая. 

— Ну всё! Раз на водопой вышел и с собой воды прихватил, до обеда теперь не выйдет точно, — посмеиваясь, оценила его состояние Анна Захаровна.

— И часто они так собираются? — спросила, чтобы поддержать беседу, сама же быстро управлялась с завтраком, чтобы успеть отчалить до пробуждения женишка. 

— Да нет, но ты всё равно не привечай, нечего! — строго ответила Анна Захаровна, — И над огородом подумай, Толя мне не разрешает, говорит ни к чему, а мне хочется. Я же с рождения на земле, как это столько площади и даже редиску не посадить?! — возмутилась она.

— А я-то причём? — действительно не поняла, каким боком я к этой земле, — Хотите сажайте, — пожала плечами, и отодвинув пустую тарелку, полезла в коробочку за чудным цветным пирожным. 

— Так Толя из-за тебя не дозволяет ничего сажать, мол тебе ни к чему эти грядки, а ты к нему подхода больше имеешь, вот и поговори с ним. По-женски лаской возьми, что ли, — с заискивающим взглядом уговаривала меня так, словно не о редиске и грядках просила, а отписать ей дом в наследство. 

— А вы давно здесь живёте? — а то я, как Исаева зовут только вчера узнала, а он грядки явно не первый год в опале держит, удивительно было бы, если из-за меня. 

— Так лет сто уже, ещё прадед мой здесь жил, родился даже, от дома правда ничего не осталось, горел два раза, я тогда ещё маленькая была. Последний уже до конца, одна печка уцелела тогда. Это всё уже Толя отстраивал, а так избушка на курьих ножках была, — призналась Анна Захаровна. 

— Так грядки же были? Куда всё делось? 

— Были! И теплицы две было и три парника, грядки большие, всё было. Это когда я несколько лет назад спину сорвала, а до того ногу подвернула, не могла в огороде работать и Толя так ругался, что всё снёс подчистую! 

— Я попробую, но ничего не обещаю, — не хотела Анне Захаровне давать надежду, даже если сейчас Исаева уговорю, то потом, когда сбегу, он снова всё снесёт со злости. 

— Ага, ну как? Вкусные пирожные? — с улыбкой поинтересовалась Анна Захаровна, меняя тему разговора. 

— Очень! Но я тоже не знаю, как называются, — откуда мне знать?

Эти чудные пирожные у нас в местных магазинах посёлка не продавались, а в редкие вылазки в город за мои восемнадцать лет я таких не встречала. 

— Ну Толя проснётся, спросим у него.

— Спасибо за завтрак, вкусно всё, — хотела убрать посуду со стола, но Анна Захаровна остановила.

— Я сама приберу, ступай милая, платье ищи, — с довольной улыбкой отправила меня обратно в комнату Исаева. 

— Да, пойду, — не стала спорить, но с ужасом поплелась в комнату к женишку. 

На цыпочках прокралась к двери, что мне тут же казалось бессмысленным. Чего ходить на цыпочках, когда моё сердце колотилось так громко, что уши закладывало. Мне было страшно, но при этом я сама не могла объяснить отчего.

Нежелание разбудить Исаева было понятно, но почему так страшно от мысли что он проснётся нет. Не сожрёт же он меня в конце-то концов?! Храбрилась минут пять, а то и дольше, прежде чем потянула на себя массивную деревянную дверь. Выдохнула, мысленно себя убеждая, что Исаеву после гулянки хоть из пушки стреляй.

Медведь словно и не ворочался, спал на том же месте, где спал, когда я сбежала.

Беглый осмотр комнаты оставил меня ни с чем совершенно. Платья моего не было ни под кроватью, ни на ней, комод, кресло-качалка, полки с книгами и тумбы тоже не подарили мне радостной находки. Оставался только шкаф в углу комнаты, такой же массивный как всё вокруг. Ну да! Исаев же такой чистюля, педант, и я должна была сразу догадаться, что он всё убрал в шкаф.

Не подведи здоровяк, задержав дыхание начала открывать дверцу шкафа и тут же остановилась, замерев и зажмурившись. Скрип который издал этот платяной гроб, свёл мои зубы, а сердце забилось ещё быстрей и громче.

— Времени петли смазать не нашлось, — пробухтел со стороны кровати Исаев.

Падлючий шкаф своей скрипучей дверцей разбудил-таки этого Медведя.