Мой муж вне закона (СИ)

Внутри молокоотсос, медикаменты, бюстгальтеры для кормления, вкладыши, крем, который может пригодиться от трещин сосков, послеродовой бандаж, еда, посуда и даже… прокладки. Я экономила на себе и почти ничего не покупала, но сейчас все эти мелочи кажутся очень даже кстати. Я густо краснею и благодарю за всё то, что он принёс. Только сейчас понимаю, что Андрей должно быть не рассчитывал и не был готов, что придётся заботиться не только о ребёнке, но и обо мне.

Никто из нас девять месяцев назад даже подумать не мог, что случайная встреча в ночном клубе и одна лишь ночь настолько перевернёт наши судьбы.

- Доктор сказал, что посмотрит на твоё состояние и через несколько дней переведёт к сыну в отделение кардиологии.

- Через несколько дней? Правда?! – я чуть ли не подпрыгиваю на месте.

Буду считать не только дни, но и часы, и минуты до скорой встречи.

Андрей выглядит хмурым и уставшим: между бровей залегла глубокая складка, а щетина на лице отросла и прибавила ему возраста. Невольно бросается в глаза слишком большая разница между нами. Целых двадцать лет! Когда я только родилась он уже успеть стать отцом.

- Правда, Нина, - отвечает Муратов и уголки его губ слегка ползут вверх. – Хочешь покажу Илью? Я успел сфотографировать, когда был в отделении.

- Конечно, хочу!

У меня перехватывает дыхание, когда Андрей достает телефон и протягивает мне. Наши пальцы соприкасаются и электрический разряд мгновенно пронзает тело, но в этот раз я не обращаю на эту химию никакого внимания: не тушуюсь и не краснею, лишь жадно впиваюсь глазами в экран и рассматриваю первую фотографию нашего сына.

Илюша спит под какими-то датчиками в крошечной кроватке. Одет в синий слип, шапочку и носочки, которые ему велики. Одежду я покупала накануне родов, словно чувствовала, что это произойдет достаточно скоро. Из-под шапочки виднеются чёрные волосы. Нос пуговкой, губки бантиком, а кожа даже через камеру телефона кажется теплой и бархатной. Сердце попадает будто в тиски… В груди давит так сильно, что поток слёз, который я старательно удерживала в себе со вчерашнего дня, прорывается наружу. Я хочу целовать эти малюсенькие пальчики, хочу трогать, касаться, дышать…

Словно по мановению волшебной палочки в соседней палате раздается жалобный плач. Мамочка настолько громко ругается, что я не выдерживаю, отдаю телефон Андрею и подхожу к стене с силой ударяя в неё кулаками.

- Дура! Какая же ты дура! – срываюсь на крик.

Муратов подходит сзади и осторожно разворачивает меня к себе. Приподнимает пальцами подбородок, заглядывает в глаза и смотрит так пронзительно, что я непроизвольно возвращаюсь на полгода назад. Где была жива моя подруга и его дочь, где между нами искрило притяжение и бурлила страсть.

Я не знаю, получится ли у нас когда-нибудь наладить взаимоотношения мужчины и женщины, но, похоже, что родителями общего ребёнка у нас понемногу получается быть.

- Она правда дура, Андрей, - стряхиваю пальцами слёзы. – Заслужила такие ругательства, потому что орёт на своего ребёнка и ничего не понимает!

Неожиданно для себя я оказываюсь в тёплых мужских объятиях. Андрей высокий и я едва достаю ему до плеча. Он обнимает меня так, словно хочет защитить от всего мира. Так крепко, что слабеют ноги и кружится голова, а бабочки внутри меня которые, казалось бы, давно уснули, начинают биться с утроенной силой. Сейчас я даже не вспомню, когда Муратов обнимал меня так в последний раз. Да и неважно это.

- Я скажу, чтобы тебя перевели в другую палату.

- Это не поможет, - шмыгаю носом.

- Поможет. Тебе нужно как-нибудь продержаться эти два-три дня. Сможешь?

- Смогу, - отвечаю я, касаясь кончиками пальцев его твёрдой груди. – Смогу, конечно. Я буду сильной. Ради него какой угодно буду.

Андрей сдерживает обещание и уже через час меня переводят в другое крыло, где совсем не слышен детский плач, а окна палаты выходят туда куда нужно – на кардиологическое отделение, где меня ждёт мой ребёнок.

Глава 18.

***

Будни в больнице однообразны до тошноты.

Завтрак, обед, ужин и два обхода врачей – утренний и вечерний. Больше ничего интересного здесь не происходит. Я каждый раз с надеждой жду, что меня вот-вот переведут в отделение кардиологии, но все как один твердят что рано и слишком рискованно.

Я пялюсь в потолок, схожу с ума от одиночества и периодически созваниваюсь с мамой. О том, что родила решаю не говорить. Ей нервничать ни к чему – дорогая реабилитация может пойти коту под хвост. Лучше расскажу ей, когда нас с Илюшей выпишут.