Мой муж — зомби (СИ)

— Святые лоа… — почти простонал Матвей, посмотрев на меня как на несмышлённое дитя. — Юля, твою же мать, да включи мозги! Это не манекен, не кукла! Это создание, у которого на подкорке один инстинкт: жрать. Он опасен. Он может ночью услышать какую-нибудь крысу во дворе и вышибить окно, чтобы догнать добычу. И тогда молись, чтобы это была только крыса, а не кто-то более разумный. У него хватит сил, чтобы выбить дверь, если за ней будет ждать живое мясо. Его нельзя бросать на произвол судьбы и убегать на тусовки. А если бы я не приехал вчера, если бы тебя в итоге забрали в обезьянник за вождение без прав в нетрезвом виде, да ещё и аварию? Ты хоть маленько подумала, что одним хлопком чуть не профукала всё?

Судя по вздувшейся венке на шее, он закипал с каждым словом — таким взбешённым мне ещё не доводилось его видеть. Где-то наверху уже послышался болезненный стон Вадима, улавливающего частоту пульса хозяина, и тот спешно упёр кулаки в спинку дивана, опустив голову и восстанавливая нормальный ритм. Чётче проступили жилы на напряжённых предплечьях под чёрточками татуировок.

Я не чувствовала себя виноватой за этот срыв: его попытка запугать меня не удалась. Как и выставить себя героем-спасителем. Сглотнув позыв тошноты, сухо заметила:

— Если ты вчера приехал за мной только чтобы потом этим попрекать — мог бы не утруждаться. Меня бы легко забрал из ментовки Женька, если бы до этого дошло — не в первый раз, уж поверь. Хватит тут строить из себя… уж не знаю даже, озабоченного папашу. Я с десяти лет ни перед кем ни за что не отчитывалась и не извинялась: не надейся, что начну сейчас.

Гордо вздёрнув подбородок, я отвернулась и протопала на кухню, наконец-то смочить пересохший рот. Почему-то мне было обидно до комка в горле — словно подсознательно ожидала совсем иного разговора. Не о трупе на третьем этаже, который и живым-то не затрагивал ни единой струнки в душе.

Собиралась изображать амнезию, а кажется, её успешно демонстрировал сам Матвей. Ровно до того момента, как я наполнила водой из кувшина стакан, бросила туда дольку лимона, и вдруг услышала за спиной тихую насмешку:

— Значит, за свои приставания ты тоже не будешь извиняться?

Вода встала поперёк глотки: я закашлялась, едва не уронив стакан на кафель. Стерев проступившие на глазах слёзы, обернулась и шокированно прошептала, глядя на эту застывшую в дверном проёме чёрную фигуру:

— Приста… вания?

Слово-то какое… архаичное. Одним махом выставляющее меня редкостной шалавой, соблазняющей невинного старшеклассника.

— А что ещё это было? — издевательски протянул Матвей, и только короткая озорная вспышка в болотной радужке выдала, какой отличный карт-бланш для подколов он получил. — Только не делай вид, что не помнишь — иначе бы не кралась на кухню как недобитая Мата Хари.

Я практически залпом осушила стакан, со всей силы стиснув его пальцами и сдерживая желание запустить им в лоб этой ехидной заразе. Что ж, если враньё не прошло, придётся говорить правду, а она порой куда более неприятная. Поймав почти победный взгляд Матвея, я прислонилась к холодильнику и как можно более безразлично пожала плечами:

— Любопытство. Не обольщайся, мне всего лишь было интересно, как ты отреагируешь. Зачем-то же взялся меня рисовать. Скажи честно, этот портрет будет чем-то вроде приворота? Настолько отчаялся найти себе девушку, что решил приворожить своими крибли-крабли-бумс?

По его лицу пробежала какая-то странная, неуловимая эмоция, которую он очевидно сдерживал. Но затем всё-таки открыто хохотнул, даже забыв держать маску отстранённости.

— Приворот… Ох, Юлия, и умеешь же ляпнуть, — выдавил он через пробивающиеся смешки, на что и я непроизвольно, на короткий миг улыбнулась этому проблеску света. — Я не сраный Гарри Поттер, ну! Этот портрет не оживёт, не начнёт песни петь. Да, он немного особенный, и если всё получится — станет для меня отличной платой за услуги. Но точно не потому что я буду смотреть на него ночами и вытирать слёзки по несостоявшемуся сексу с тобой, уж поверь.

— И всё же — в чём тогда его смысл? — поморщилась я от таких насмешек.

Потому что где-то глубоко под рёбрами неприятно резануло: для него это смешно. Мой пьяный, но искренний порыв коснуться его оказался смешным; Матвей вовсе не воспринимал мыслей обо мне всерьёз. Вчера, когда я любовалась его сжимавшими кисточку пальцами и игрой света в чернильных волосах, он смотрел на меня исключительно технично. Не чувствовал того напряжения, которое довело меня до поездки в «Сохо».

И то, что даже сон не стёр воспоминания о вкусе прохладной сладости на кончике языка, лишь делало обиду глубже. Кислее.

— Я расскажу, что это за портрет, когда его закончу, — небрежно бросил Матвей. — Может, это тебя чему и научит. А пока будь хорошей жёнушкой, таскай сама обеды для дохлого муженька, и если совсем станет невмоготу — купи вибратор, а не вешайся на меня.

Это стало последней каплей. Окончательно забыв про все симптомы похмелья, я сцепила зубы и вышла из кухни, в дверном проёме от души толкнув бокора плечом.