Мой муж — зомби (СИ)

— Да это ещё с того лета не погашено, когда у меня мастерская прогорела. Ты же знаешь, в банках мне давно ничего не дают, у частника брал, авторитет один. Не бери в голову: всё закроем, когда закончим это дело, — он широко улыбнулся, но на меня его белозубый обаятельный оскал не действовал давно.

Хитрый стервец. Я, значит, буду тут возиться в слюнях и кровище зомбака, пока он — трахать очередную «Кристину Михайловну»?

— Или это дело прикончит меня. Ты вообще в курсе, что эта тварь жрёт живое мясо и не прочь откусить мне пальцы? — обиженно пробурчала я.

Женька вздохнул и подошёл ко мне сзади, тепло приобнял за плечи. Я дулась ещё пару секунд для проформы, но когда он чмокнул меня в макушку — не смогла отстраниться. Не зря мы были близнецами и чувствовали друг друга кожей. Обижаться на него — словно обидеться на саму себя.

— Ну так для того тут и будет этот… двоюродный брат из Саратова. — Он успокаивающе погладил меня по распущенным волосам. — А ты смени «Мон Парис» на что попроще — глядишь, и зомби перестанешь соблазнять на обед. Чип, это наш шанс, просто нереальный во всех смыслах.

— Да, если только не объявится этот Виктор Демчук и не начнёт с нами судиться.

— А за этого типа вообще не переживай. Считай, и нет его, — усмехнулся Женька, и я слегка развернулась в кресле, чтобы поймать его взгляд:

— Расскажешь? Откуда он вообще нарисовался в завещании?

Он откровенно замялся. Отвёл глаза, оторвал от меня руки и достал из пачки новую сигарету, грозя сегодня превратить мой уютный маленький балкончик в курилку. Я плохо относилась к запаху табака: единственное, за что не могла боготворить маэстро Сен-Лорана, так это за пристрастие к никотину. С детства была приучена его терпеть от каждого встречного-поперечного и на всех тусовках. Но вот с фруктовым кальяном вполне ладила.

Затянувшая пауза напрягала, а Женька, зажав зубами сигарету, стянул с себя ветровку и кинул на спинку второго кресла. Я хмыкнула, продолжая гипнотизировать его требовательным взглядом. Хотя, признаюсь, глубинные струнки души тронул факт, что под курткой брат носил подаренный мной кашемировый джемпер «Исайа». Тряхнув запястьем с болтающимися на нём часами деда Леонида, он, наконец, осторожно выдал:

— Как бы помягче выразиться… Витька от семьи отлучили прочно, и уже давно. Лет двадцать назад наверное. Я перед тем как тебе наводку на Вадика дать, хорошо эту семейку прощупал и нашёл их бывшую домработницу — она мне и рассказала, что там стряслось, — как-то уж очень издалека начал Женька рассказ, то и дело затягиваясь дымом.

Держу пари, это от него у братца уже такие морщинки в уголках глаз.

— Ну и? Тебя пытать надо? За что этого Витька выперли-то? — я нетерпеливо поёрзала в кресле, но следующие слова даже у меня вызывали неприятный шок.

— За изнасилование сестры, — глухо ответил Женька и, увидев моё застывшее лицо, пояснил: — Было это в начале нулевых, «Райстар» только-только на ноги вставала. У Демчуков нормальная семья была, уже с лихвой обеспеченная на то время: отец, мать, двое сыновей. После Вадика мать его рожать больше не могла, и захотелось им девочку — недолго думая, удочерили. Лизочку, куколку. Души в ней не чаяли, родной считали. А когда Лизочке стукнуло двенадцать, старший брат её и… того. Отлюбил. То ли обкурился он тогда в первый раз, подросток тупой. Может, просто от безнаказанности таким дегроидом вырос. Лизочка не выдержала и вены себе вскрыла после такого.

— Твою мать, — прошептала я одними губами, передёрнувшись от ужаса. Ни о чём подобном не имела понятия. — Вадим мне никогда это не рассказывал…

Да я и не спрашивала, если уж начистоту. Было абсолютно наплевать. А тут, оказывается, у него была сестра примерно одного с ним возраста.

— Ага, — буркнул Женька и одной затяжкой докурил сигарету. — Я тоже офигевал с таких историй. Так вот, Демчукам скандал был не нужен, бизнесу вредить, репутации. Они это дело смазали, Витька не привлекли ни к чему. Суицид и суицид. Но урода в доме терпеть не стали, выперли его взашей — пацану уже шестнадцать, не подохнет. Вычеркнули его отовсюду, даже фотографии сожгли. Уж не знаю, как там с опекой и прочим вопросы уладили — забашляли наверное куда надо. Владимир Сергеевич запретил вообще упоминать имя ублюдка. Но жена его переживала сильно, и по Лизочке рыдала, и по сыну… Через год и её не стало, просто угасла от нервов своих. А вот где сейчас Витёк, кем вырос, чего — это без понятия. Может, и сдох давно.

— Туда и дорога. Лишь бы не заявился, — напряжённо отозвалась я. — Зашибись, и ты мне это рассказываешь только сейчас? Может, мне надо было такие вещи знать до того, как в ЗАГС-е фамилию новую взять, нет?

— А ты и не возьмёшь, — криво усмехнулся Женька. — Ты — дочь Ады Валицкой. Даже не парься с заменой документов, потому что потом придётся менять их обратно. Закончим это дело, и всё будет как раньше, до смерти мамы. Только ты, я и наша шикарная жизнь.