– Я в «Ройал» ни ногой, – лихорадочно крестится Лагутин после ухода немного помятых цыпочек и пытается найти что-нибудь съедобное. Правда, быстро разочаровывается, обнаружив на пустых полках холодильника последнюю баночку йогурта, в которой процветает зародившаяся пару дней назад цивилизация.
– Саранча, – глубоко шумно выдыхаю, медленно вдыхаю и звоню в доставку, подчиняясь зову изголодавшегося по нормальной пище желудка.
В «Чернила» мы попадаем затемно, уничтожив пару порций солянки, сет горячих ролов и запив все это насыщенным облепиховым чаем. Минуем извивающуюся ленту очереди и направляемся прямиком к черному входу, где дежурит приятель Захара. Ловим на себе восхищенно-завистливые взгляды, купаемся в чужом липком внимании и исчезаем внутри, попутно отцепив от рукавов кожаной куртки парочку навязчивых то ли студенток, то ли школьниц, которые никак не тянут на восемнадцать.
– Что тебе принести, красавчик? – в паре метров от подсвеченного диско шаром танцпола меня ловит упакованная в черные кожаные брюки официантка. Многообещающе скользит пальцами по моей груди, томно улыбается и пытается замаскировать взмахом пушистых ресниц наглый порочный взгляд.
– Виски с колой, – я останавливаю ее ладонь на полпути к щеке, изучаю бордовое кружево лифа, виднеющееся в глубоком треугольном вырезе, и, поставив зрелищу твердую «пятерку», добавляю: – и секс на пляже. Себе.
– Нам нельзя, – девица купает меня в фальшивом стеснении, которое может обмануть разве что девятиклассника, и через пять минут подсаживается к нам с Захаром на диван, обеими руками обнимая фужер с красно-желтой жидкостью. Медленно подцепляет дольку апельсина и отправляет оранжевое солнце в рот, облизывая накрашенные яркой помадой губы.
Как-то незаметно с виски мы переходим на самбуку, палим высокоградусный алкоголь и тушим загоревшийся буклетик с рекламой. Громко смеемся, отпускаем пошлые шутки, перекрикивая гремящую из колонок музыку. И, в общем-то, все идет хорошо ровно до того момента, как черт не дергает меня спросить.
– Как тебя зовут, солнышко?
– Лена.
Я резко отодвигаюсь на другой край дивана, прекрасно осознавая, что сейчас кажусь идиотом и Лагутину, и официантке, еще пару секунд назад млевшей под прикосновениями моих пальцев. Но стойкая ассоциация с проклятой соседкой на корню обрубает желание переводить новое знакомство в горизонтальную плоскость.
Так что я вливаю в себя еще три коктейля и без сожалений отчаливаю домой, прихватив заодно и Захара. На автомате скидываю кроссовки в угол и падаю лицом прямо в подушку, не раздеваясь. Друг приземляется рядом и через каких-то секунд пять оглашает спальню богатырским храпом, я же планирую продрыхнуть до позднего обеда и никак не рассчитываю проснуться от телефонного звонка в полвосьмого.
– Филатов, это ни разу не смешно! – высокий голос Кнопки ввинчивается в уши, стучит молотком по черепной коробке, и я хочу согласиться, что последний выпуск «Камеди» полный отстой, но меня грубо перебивают резким: – ты охренел?!
Я не удивляюсь, откуда у истеричной девчонки взялся мой номер. Только сонно потягиваюсь и переворачиваюсь на другой бок, намереваясь порекомендовать ей психотерапевта, к которому меня грозилась отправить Истомина. А потом вспоминаю, что мы с товарищем учудили по возвращении из клуба пару часов назад…
Глава 3
Алена
Он такой милый! Мне всё время
хочется его придушить.
(с) м/ф «Дарья».
– Дочь, у тебя все в порядке?
Нет, меня украли инопланетяне, покусали вампиры, и мне, наконец-то, пришло письмо из Хогвартса.
– Все хорошо, мам, – подтягиваю колени к груди и рассматриваю серебристый рисунок по краю тяжелых темно-фиолетовых штор, представляя, как на небольшой кухоньке суетится мама. Варит овсянку для Лариски, делает тосты с нутеллой для Петьки и не успевает следить за обязательно сбегающим по средам кофе. – Что могло случиться за шесть часов, которые мы не разговаривали, учитывая, что я укладывалась спать?
– Ничего… – соглашается мамулик, судя по доносящимся из трубки звукам, ожесточенно помешивающая кашу для сестры, и грустно выдыхает: – просто я соскучилась. Вот будут у тебя свои дети…
Хочу сообщить ей, что это знаменательное событие явно произойдет не скоро, а пока я рада, что никто не стягивает с меня одеяло ночью и не щекочет пятки утром. Но проглатываю вертящиеся на языке колкости и прячу язвительность. Хоть мама иногда и перебарщивает с гиперопекой, я ее все равно очень люблю. И папу тоже, но из-за его постоянных командировок и вечных учений мы его практически не видим.
– На выходных к вам загляну, – я нажимаю отбой и на крыльях любви к новой ванной лечу осваивать все прелести европейской сантехники, на которую не поскупился прошлый хозяин. И, самое главное, никто не будет стучаться в дверь, торопить меня и требовать, чтобы я немедленно вылезла пусть и с намыленными волосами, потому что ее «ждет известный доктор философских наук».
Вот оно счастье.