Мой неизвестный Чапаев

После этого он прошел в горницу, отодвинул большой сундук, стоявший у стены, оторвал от пола доску, помог Пелагее спуститься в подпол, подал ей ведро воды, питание, кружку и постель. Потом снова забил оторванную доску, а щель в полу затер мокрой землей. Придвинул на место сундук и постелил на него постель для своей матери.

Ровно через сутки начался обыск. Постучались и в этот дом. На счастье это оказались два белочеха, которые ни «бум-бум» ни говорили, и почти не понимали по-русски.

Хозяева встретили их с хлебом и солью. Стол накрыли и все, что у них было припасено, — выставили. Чехи кушали яйца, курочку, молочко, а потом пили хмельной квас и водку. Но обыск все же провели: обыскали двор, сарай и следом стали осматривать дом. Даже сундук открывали, на котором лежала старушка. Пересмотрев все, снова принялись за угощенье. Настроение у них было отличным, и они решили поговорить с такими милыми хозяевами.

—Чапа, Чапа... — говорил один из них.

Хозяин приложил руки к своим ушам и ответил:

—Чапа — слыхал, но не видал, — и снова приложил руки, но теперь уже к глазам. Белочехи заулыбались и закивали.

—Чапа, Чапа яроплан, Саратуфф, — показал рукой другой чех и налил себе рюмочку.

—Да — обрадовано ответил хозяин, конечно, Чапа струсил и вместе с женой удрал в Саратов, удрал, удрал...

Чехи закивали и, встав из-за стола, направились к двери. И в этот момент маленький Аркашка вдруг обиженно закричал, что было сил:

—Это не правда, наш папа не трус, он чехов бьёт!!! Папа не трус!!!

Хозяйка так резко побледнела, а хозяин дома так растерялся, что на минуту в доме воцарилась гробовая тишина. Чехи развернулись и смотрели на детей насупившись. В этот момент Клавдии пришло в голову, что надо как можно сильнее щипать Аркушку, чтобы тот заплакал. Она незаметно схватила его за выпирающую лопатку и больно царапнула. Тот, как и ожидалось, заорал дурным голосом. Началась обычная детская потасовка. Чехи плюнули и вышли вон. Ситуация была спасена.

Позже, ночью, хозяйка плакала и причитала:

—Глупые вы, глупые, да разве так можно было говорить! Да ведь если бы чехи по-русски чуть лучше понимали, висеть бы нам всем сейчас на осине! Глупые вы.

Всю ночь шел проливной дождь, гроза была такой сильной и казалось, что молния влетит в маленькое оконце избы. Дети не могли спать. Потом послышались канонады орудий. И теперь уже было не разобрать: где молния, где стрельба...

Утро следующего дня выдалось солнечным и необычайно тихим. Ребятишки, несмотря на предостережения взрослых, сразу же выбежали на улицу. Повсюду были огромные лужи, а на сухих местах валялись отстрелянные гильзы.

По улице медленно шли мокрые и грязные красноармейцы. Кто-то с трудом тащил пулемет, кто-то нес раненого на руках.

Вдруг в конце улицы показалась необычная телега. В неё были запряжены пара лошадей, и на козлах сидел красноармеец. Лошади тихонько шли, а он спал, спустив руки между колен. Телега была не русской. Она была очень плотно сбита, борта у неё были высокими и, как потом узнали ребята, называлась полуфурком. Клавочка присмотрелась к спящему и узнала в нем Петра Исаева, боевого друга отца.

—Дядя Петя! — закричала она и бросилась к телеге. Петр вздрогнул и открыл глаза.

—Так вот вы где! А мы-то весь город обыскали, а вас и след простыл! Василий Иванович уж и надежду потерял...

—А нас в доме железнодорожника какой-то красноармеец спрятал, — начали рассказывать ребята наперебой, — а мать до сих пор в подполе сидит. Её туда хозяин дома заколотил!

—А ну-ка, садитесь быстрее ко мне в полуфурок, я вас к Василию Ивановичу домчу.

Ребятам дважды повторять не пришлось. Они быстро забрались в телегу и... почти там утонули в грязной жиже, которая скопилась за ночь. Щелей в бортах не было, и она стояла, почти не выливаясь. Но никто на такие неудобства и не обратил внимания.

Исаев стегнул лошадей и ещё присвистнул. Лошади помчались во весь опор, и детей обливало водой с головой. Грохот кованых колес привлекал и пугал местных жителей. Люди боялись выходить на улицу, но приникали к окнам, чтобы увидеть, кто же это все-таки едет?

Когда телега свернула на улицу, где жили Чапаевы, из окон дома стали выглядывать красноармейцы и кому-то кричать: «Едут! Едут!»

Петр с большим трудом остановил лошадей перед домом. Бойцы подбежали к полуфурку и стали вынимать оттуда ребят. Они быстро пробежали к дому и, пройдя коридор, на мгновение остановились. В доме, в самой горнице ничего не было. Ни-че-го. Ни полов, ни обшивок на стенах, ни мебели, ни икон...

Остались лишь балки, на которых крепились половые доски. И вот на одной из таких балок сидел отец на треногом стуле. Чапаев ничего не сказал, увидев детей. Даже не улыбнулся. Он почему-то как-то странно скривил губы и сразу полез в карман. Достал из него красное-красное анисовое яблоко и поспешно откусил от него кусочек...