Мой ненастоящий

А потом, на суде я буду утверждать, что все это случилось в пылу борьбы и такой критичный ущерб был нанесен Ахаду Муратову непреднамеренно.

Ха-ха! Конечно же не потому, что этот урод пытался изнасиловать мою Маргаритку.

Я выпрямляюсь под громкий вой противника, катающегося по полу. Кровища хлещет, глаза у моих «гвардейцев» — огромные, как плошки. Ну да, кошмар любого мужика — отстрелить себе свое мужское достоинство. Сколько басенок ходит о несчастных случаях, случившихся с неумехами. Но наблюдать такое — доводится не каждому.

Вдох-выдох…

Мимо меня проносится фигура с пылающей башкой. А вот это уже реальный неждан!

Лишь оглянувшись, я понимаю — в пылу драки Тимурка отлетел не куда-нибудь, а башкой в растопленный каминчик. И облитая алкоголем голова загорелась мгновенно. Что ж…

Фортуна, ты так красиво улыбаешься этим вечером!

53. Маргаритка

Вокруг меня суетятся люди. Много людей. Полицейские, собирающие вещдоки в домике, мужики в черном — те, что пришли с Ветровыми, — врачи, оказывающие помощь Валиеву и Муратову…

Чуть поодаль курит Паша, водитель Ветрова — курит он со вчерашнего дня, похоже. Могу его понять. Я сейчас тоже бы закурила.

Мне нашли какой-то плед, завернули в него, посадили на какой-то стульчик подальше от движухи, но спрятаться от неё совсем — нет, сегодня не получится. И все что греет — только горячая кружка с кофе в моих руках. Её притащил кто-то из полицейских.

Я пью медленно. И стараюсь смотреть на свои колени.

Я проклята.

Каждый раз, когда я поднимаю глаза — вижу его. Быстрого, энергичного, умудряющегося быть сразу везде и одновременно со всеми. И каждый раз когда я его вижу — мои внутренности плавятся, будто меня под завязку заполнили соляной кислотой.

Он знает.

Знает!

Я видела свою флешку в его руках.

Каким-то образом он её достал. И…

Боже. Вот теперь все точно кончено. 

Смешно. Я сегодня чего только не пережила. Меня похитили, били, едва не изнасиловали. На моих глазах один мой враг получил тяжелейшее ранение, искалечившее его жизнь до самого ее конца, второй — тоже лежит в скорой, с тяжелейшими ожогами едет в реанимацию под кислородной маской, а мои мысли занимает вопрос того, что мой брак, брак, в который меня затаскивали силком, шантажом и угрозами, вот-вот развалится.

Что имеем — не храним…

Чья-то ладонь опускается на мое плечо. Я вздрагиваю, будто меня ударяет молнией. Ощущения во многом схожи. Он?

Нет, не он. Паша, водитель.

— Владислав Каримович зовет тебя в машину, — сипло выдыхает он, — вам можно ехать, он все уладил.

Вот так. Прислал водителя. Сам не захотел мараться.

Что ж, спасибо, что хоть до Москвы снизошел подбросить…

До машины шагаю почти вслепую — глаза застилают слезы.

Сама, сама виновата. Нужно было давно рассказать. Может, он и избавился бы от меня раньше, чем я успела бы так сильно в нем завязнуть.

Ладно, плевать. Свой приговор я приму достойно, сцепив зубы. Самое главное, что живой, живой!

Я исщипала себе все руки, пытаясь себя разбудить, но пробуждение так и не разрушило этот дивный сон. И каждую секунду его рядом я запомню до конца своей чертовой жизни. Таких мужчин в ней точно больше не будет.

Влад падает на заднее сиденье тяжело, от него дышит его недовольством и усталостью. Столько времени на ногах… Боже, он ведь еще и ранен…

Это ведь с ума сойти — с такой нагрузкой он явился за мной. Влез в драку. В нереальную драку. Выдержал весь этот ад. А его короткая драка в домике… Это было что-то с чем-то…

Такой сильный… Неукротимый! Смертоносный и опасный как носорог…

— В больницу, Владислав Каримович? — понимающе покашливает Паша.

— Домой, — отрезает Влад коротко и разворачивается в мою сторону.

Боже. Что, вот так сразу? Так за этим он позвал меня в машину — чтобы на её ходу разъяснить мне, как нетерпим он ко лжи, и что после выяснившегося — я больше не имею в его глазах ни копейки ценности?

— Ты как, Цветочек?

Я? А что я? И как же я?

Горло сводит сильнейшим спазмом, и я скручиваюсь в клубок, пытаясь затолкать эту боль внутрь себя.

Боже, боже, боже… Как это все вытолкать из головы?

Теплая ладонь ложится на мое плечо и давит, подталкивая меня в сторону. Подтаскивая к крепкому мужскому телу…

— Если не боишься… — добавляет он, почему-то шепотом.

В том-то и дело, что только так я и не боюсь — когда он рядом.

И пусть я знаю, что мне нельзя пользоваться этим неожиданным моментом его жалости, нельзя пытаться надышаться им перед изгнанием, я все равно впиваюсь в него пальцами, утыкаюсь носом и вдох за вдохом краду у моего мужа его терпкий запах. Запах силы… Безопасности… Крови…

Солоноватый железистый привкус неискореним, и я чуть ослабляю хватку, спохватываясь, что могу потревожить его рану.