Мой неправильный ты

Алексей кинулся к нему, вонзил в скрючившееся тело оба шприца одновременно, и в ногу и в шею. Что за печаль – поймет ли мерзавец, кто его убил и зачем? Алексею хотелось одного – чтобы эта мразь перестала дышать, дергаться, задохнулась в собственном дерьме. Пусть его мутит, пусть наизнанку выворачивает. Она еще посмела написать, что он чем-то напомнил меня!

Артур сипел, шевелил губами беззвучно, но произнести ничего не мог. Наконец выдавилось:

– Как ты сюда попал? Ты ведь не мог…

– Артур, чтоб тебя развлечь, скажу: я новый лаборант, мы производим анализ полученного материала неизвестного происхождения. Ты ведь слышал наверное, одна очень хорошая девочка, мы оба ее знали, сделала себе инъекцию препарата – и тут же умерла. Нам стало очень интересно, как действует препарат. Мы выбрали тебя. А ты зачем-то выбрал мою девочку. Зачем? Ведь ты же не хотел, Артур, чтобы очень хорошая девочка умерла? Это вышло случайно, правда? Она неверно рассчитала дозу, так? Но у нас с тобой верная доза. Препарат качественный, ты ей сам его дал, а я ошибок не делаю. Если и случаются, кто же застрахован от ошибок, о мой юный друг?

Алексей внезапно ощутил, что говорить ему лень. Зачем слова, когда прощаешься с убийцей единственной дочери? Артур мычал, силился еще что-то сказать, но из горла шло сипение, одно сипение. Наблюдать, как корчится гиена, ему не нравилось, но дотерпел до конца, пока не затихнет бульканье и хрип.

Проверил пульс и вышел из кабинета. Дверь в спальню открыта, вид упакованного чемодана его развеселил.

«Я ошибок не делаю». Алексей приободрился, почувствовал злую силу в мышцах. На обратный путь ушло минуты четыре, не больше.

Ночью того же дня в клубе «Ночной восторг», где уже не работала Эва, где никогда не появится обаятельный владелец «порш-кайенна», вспыхнул пожар.

Внезапное возгорание проводки, заклинило контакты, возникла паника. Люди блокировали двери, никто не мог выбраться наружу, слышались отчаянные вопли. Смятение поначалу полностью овладело толпой; но кто-то опытный вмешался, успокоил обезумевших от ужаса, истерика унялась.

Эвакуация прошла организованно, обошлось без жертв. Поговаривают, правда, что владелец заведения и два его заместителя находились во время пожара в дальнем обособленном помещении и спастись не смогли, но это слухи, пока что непроверенные.

Ровно в одиннадцать, через день после пожара, VIP-зал крематория открылся для друзей и близких Эвелины Мельниковой. Команда клуба «Амели» помогала с организацией церемонии прощания. Валерик (заместитель директора, правая рука владельца заведения) проделал огромную работу: за один день нашел покупателей – квартира Эвы продана, деньги уже у Алексея. Строго по списку оповестил о дате и времени похорон, люди собрались вовремя.

Прощаются, Алексей чуть заметно кивал каждому, отвечая взглядом на взгляд. Проект памятника – позже. Он сам сделает, чужим в этом деле не место, а пока плиту черного мрамора установят, надгробие с именем и фамилией, годы жизни.

Алексею стоило огромного труда держать стойку во время прощальных речей, видеть Ирину, показательно рыдающую над гробом. Он склонился и поцеловал дочь, ее лоб тверд и холоден, окаменели губы. «Моя вина. Прости, Эва. Я люблю тебя».

Стоп, никаких мыслей. «Сейчас ее отправят гореть, это ты приказал».

Молча подходили приглашенные, лиц Алексей не различал. Женская фигура выделилась, будто луч прожектора упал на бледное прекрасное лицо. Показалось, именно ее описывала Эва в своих записках. Черный свитер, синие джинсы под черным коротким пальто – и цветы, которые она положила, тоже запомнились. Желтые георгины. Яркие, огнем горят. Стоп, никаких мыслей.

«Маргарита Зотова», – шепнул Валерик, заметив интерес хозяина. Красивая какая. Воздушная. Воздушная и бездушная. Могла бы Эву спасти. Стоп, никаких мыслей.

Гроб закрыли, он скользнул и поначалу с натугой двинулся, поехал по гладкой, отполированной тысячами гробов конвейерной ленте и отправился куда-то в пылающие тартарары. Дверца захлопнулась.

«Когда-то у меня была единственная дочь». Стоп. Никаких мыслей! Он так боялся превратиться в хлюпающую лужу склизкого дерьма, рыдать на чьем-то плече, беспомощно моргая красными от недосыпа веками, мешая слезы и слова, мусоля никому не нужные оправдания, а до момента расслабления еще ох как далеко!

В Банкетном зале крематория – хорошо составлены слова, вдумайтесь! – Эвелину наскоро помянули, братанье и веселье в планы Алексея не входило.

Маргариту Зотову он из поля зрения не выпускал, краем глаза наблюдал за нею постоянно. Она обреченно смотрела на рюмку водки перед собой, оглядывала полагающиеся для поминок кушанья, в глазах застыло недоумение, губы слегка шевелились, повторяя одни и те же слова: «Не понимаю. Не понимаю».

Алексей присоединился, прошептал «Не понимаю» одними губами. Потом вспомнил рефрен «Дорогая Рита» – и заплакал, как маленький мальчик на уроке, который забыл портфель из дому принести.