— Лжешь! — я не верил ей. И верил одновременно. С Реутовым? С Павлом Реутовым?! Почему он? Когда они успели? Может, через Ангелину? А может, раньше? — Ты говорила, что помощь с помещением тебе не нужна, — задумчиво вспомнил. — Что новый собственник у вас…
Да, я хотел помочь! Понимал, что Давид мог давить на нее с этой стороны, а на мою женщину никто не смел давить. Только я. Но Полина отказалась: сказала, что уже все решила с новым собственником. Как же это интересно она решила?
— За помещение дала ему, да?
Полина смотрела на меня, сузив глаза. Долго и пристально. И столько в них разочарования.
— Так, значит, думаешь обо мне… — усмехнулась. — Пусть будет так. Насосала на аренду. Надеюсь, теперь останешься от меня, — дернула плечом и уйти хотела. Я не позволил. Мы не закончили.
— Так расскажи мне как думать! — сжимал руку и шептал в ухо. — Я проверю и… приму, — выдавил честно. Да, я невъебенный самец-жеребец готов признать, что жена мне любая нужна. Раньше считал, что никогда, а сейчас многое стерпеть смог бы. Женщинам такое знать не нужно, чтобы на шею не садились, но Полина и так знала обо мне достаточно. Наверняка ведь чувствовала, что может делать со мной все что хочет…
— Хочешь знать? — насмешливо склонила голову. — Да-а, — протянула, глядя прямо в глаза. — Ты всегда хотел знать об этом. Что же, честность за честность. Ты ведь достаточно погрузил меня в свои отношения с любовницей. Я тоже отвечу: Пашу я знаю давно, очень. Когда-то давно мы были близкие, — и прямо на ухо: — Очень…
— Он?
Полина молчала, но вопрос поняла. Она хотела сделать мне больно. Ей удалось. С бывшим сошлись. Со своим первым.
Жена не ответила, но я по глазам понял, что попал в точку. Он. Павел Игоревич Реутов забрал девственность, первую сильную влюбленность, сердце моей жены.
— Помнишь, обещал урыть твоего нового хахаля? — с обманчивой мягкостью напомнил. — Тебя, мать моих детей, жену любимую, я урыть не могу, а вот его! — резко отпустил ее руку и стремительно направился в раздевалку. Накупался!
— Конечно, — услышал едко ледяное, — пойти помериться яйца с соперником намного важнее дня рождения собственных детей! — закончила презрительно и пошла к аниматорам. Они как раз приглашали родителей помочь детям с конкурсом. Я тихо выругался и пошел за Полиной. Ну как она это делает?!
Вроде бы все выполнял, как велено, даже злой оскал под улыбку маскировал. Что делать? Морду ему набить, яйца в омлет, внутренности в фарш — это понятно. А с Полиной? Она ведь с ним. Если я Реутова уберу, она вернется ко мне? Что-то сомневаюсь. После встречи с Камиллой все покатилось по наклонной. Полина все дальше и дальше от меня. Раньше был уверен, что самое страшное, что может произойти — жена в объятиях другого. Сейчас понял, что не это… Если Полина разлюбит меня и отдаст свое сердце другому — вот настоящий конец света. Любит ли она еще меня? Это главный вопрос. Ведь если любит, значит, его любить не может, правильно? Двоих любить невозможно! А если уже не любит… То может полюбить его…
— Чего тебе? — шипела Поля, когда с улыбкой обнял. Я подхватил ее и прыгнул с бортика в глубокий бассейн. Здесь никого не было: спортивный и слишком холодный. — Охренел, Загитов? — зло вынырнула, убирая светлые мокрые пряди с лица.
— Ты мне одно скажи, — подплыл к ней, практически прижал к бортику, — любишь меня еще?
Полина шумно сглотнула и… не торопилась отвечать.
— Какой ответ тебя устроит, и ты дашь мне развод?
— Честный, — да, сейчас я хотел правды.
— Честный… — она задумалась. — Я не знаю, — подняла на меня глаза. — Я любила тебя прежнего. Очень любила. А тебя сегодняшнего я не знаю, да и того Марата, как оказалось, не знала совсем. А узнавать тебя нового мне совсем не хочется.
Действительно честно. Наверное, поэтому так колит внутри.
— Поль, пожалуйста…
— Нет, — оборвала устало и горько, — не обманывай меня и себя. Мы давно к этому шли, Марат, и мы пришли.
— Камиллы не будет в нашей жизни. Я обещаю.
— Дело уже не в ней. Она просто следствие. Все раньше началось. Намного раньше, и ты это знаешь… — она поплыла к лестнице.
Да, я знал. Сейчас только понял. Походы на тусовки Давида казались такой мелочью, а теперь и вспоминать мерзко. Смотрел ведь, любовался, представлял порой пошлые картинки с доступными девками. Для меня это было сродни прелюдии к просмотру порно. Порнуха — это не грех. Мы с Полей и сами могли что-то пошлое включить. Но с телевизором я не сходил бы на лево, не сорвался бы, а у Давида в моменте мозги утекли, и все пошло по известному месту. Виноват, согласен. Полина просила самому себе ответить на этот вопрос: больше никакого блядства; больше никаких двойственных ситуаций.
— Поль! — позвал с улыбкой. — Но ты ведь не сказала, что не любишь.