— Отпустите, — сиплю, когда сильные руки обхватывают поперёк груди. — Мне больно…
— Замолчи! — хриплое из-за спины, и мир снова мелькает.
Небо меняется местами с землёй, всё снова переворачивается. Меня запихивают в какой-то сарай, замки щёлкают, и я остаюсь в кромешной темноте.
Оседаю на пол, рыдаю так, как не плакала даже в детстве. Скручиваюсь узлом, обнимаю себя руками, прижимаю колени к груди, вою.
Папа, я ненавижу тебя. Слышишь меня? Ненавижу!
Сколько проходит времени? Не знаю. Может быть, час или, возможно, сутки, а то и вовсе неделя — я совсем не ориентируюсь во времени. Только вижу вокруг себя темноту, к которой не получается привыкнуть, ощущаю пустоту и жажду.
Что делать, чтобы получить свободу? Как отсюда выбраться? Загадка, ответ на которую найти не получается.
Хочется пить, хочется есть и выбраться отсюда. Хочется к Тимуру — единственному мужчине, который нужен мне сейчас. К самому лучшему мужчине, единственному любимому.
Слышатся голоса. Кто-то совсем рядом ругается. Какой-то мужчина кричит, пытается что-то доказать, но мне не слышно слов. Лишь напряжение витает в воздухе электрическими разрядами, но сколько не вслушиваюсь, совершенно ничего не понимаю.
Одно знаю точно: это всё отец. Его игры в большую политику. Его нежелание слушать доводы разума. Его амбиции, страсть. Он хотел власти? Наверное, он её получит. Только какой ценой?
Или не получит?
Я уже совершенно ничего не понимаю. Жмусь в угол, обхватываю колени руками, чего-то жду. Чего? Сама не знаю. Мне очень страшно, очень больно, неуютно. В сознании оживают миллионы картинок, одна кровавее другой. Я определённо смотрела слишком много детективных сериалов, передач о маньяках и прочей лабуды. И сейчас кажется, что вот-вот дверь откроется, в неё ввалится огромный мужик, страшный, что та смерть, и изнасилует меня. Просто повалит на пол, навалится сверху и овладеет, не спрашивая разрешения.
Подползаю к двери, стучусь, бьюсь в неё, хочу выбраться, но бесполезно — я слишком слабая.
— Помогите! Пожалуйста, помогите!
Кричу так громко, что срываю горло. Хриплю, откашливаюсь, но во рту сухая пустыня. Зачем я здесь? Что от меня хотят эти люди, что ругаются где-то вдалеке?
Вдруг наваливается тишина. Она такая плотная, что, уверена, её можно разрезать ножом словно масло, и мне душно до ломоты под рёбрами.
С удовольствием зарыдала бы, но слёзы не идут, есть лишь злость, неконтролируемая ярость, позволяющая не скатиться в панику и безумие.
Когда дверь открывается, впуская в моё узилище тонкий луч света, я отползаю дальше, пытаюсь спрятаться в темноте, потому что… страшно. Безумно, до икоты. Всхлипывая, смотрю на тяжёлые ботинки — те же самые, что видела в лесу. Они такие же пыльные, грубые, и кажется, что вот-вот меня ими раздавят.
— Такая хорошая девочка, — скрипучий голос разносится вокруг, а я сжимаюсь в тугой комок, пытаюсь быть незаметной. Вдруг меня никто не увидит? Вдруг говорят не со мной? — Потерпи, детка.
Хочется закричать, что я никакая не детка, но голос не слушается, а горло стянуто тугим обручем. Дёргаюсь, когда меня тянут за волосы, пригвождают к стулу, обвязывают верёвками. Или ремнями? Обездвиживают.
Загорается свет, и я вижу перед собой лицо обладателя тяжёлых ботинок. Вопреки ожиданиям этот человек не имеет страшных шрамов через всю щёку или повязки на глазу, или каких-то других страшных опознавательных знаков. Обычный мужчина, симпатичный даже, только ледяной взгляд замораживает начисто.
— Просто смотри в камеру, — усмехается, и от этого мне ещё страшнее становится. — Просто попросим твоего папочку быть немного сговорчивее. Не нужен ему этот пост. Ты же, детка, и сама это понимаешь?
Молчу. Кручу головой, пытаясь избежать всего этого звездеца.
— Не буду. Не заставишь! — кричу, что есть мочи, дурею от всей этой ситуации, бьюсь раненной птицей, попавшей в силки. Ремни больно впиваются в тело, кожу саднит и кажется, что вот-вот прольётся моя кровь.
Мужчина обхватывает мои скулы рукой, причиняет боль, и пальцы его, что те клещи, сильно впиваются в кожу.
Я хочу и готова плюнуть в лицо тому, кто вдруг возомнил себя хозяином жизни. Брыкаюсь, борюсь. Наплевав на боль в колене, от ремней, дерусь, словно это последний день моей жизни. Лягаюсь, отталкиваю похитителя, но это не так просто как мне мерещилось, потому что вскоре боль пронзает меня насквозь, а щека горит. Он меня ударил!
Мою голову отбрасывает назад, лицо печёт и где-то в шейных позвонках раздаётся хруст. Он сломал мне шею!
— Просто скажи на камеру то, что требуется, или я сверну тебе голову! — мужчина в тяжёлых ботинках нависает сверху, снова бьёт по щекам, и тонкая горячая струйка вытекает из носа, достигает рта.
Слизываю соль и железо с губ, кричу что-то яростное и злое.
— Убей меня лучше, — ору, пытаясь вырваться, кусаюсь, дерусь. — Отойди от меня, урод!
— Плохая девочка, — усмехается прямо мне в лицо и, надёжно зафиксировав затылок, целует.