Когда проснулась дома и в своей постели, переодетая в пижаму, отец не хотел со мной разговаривать, смотрел куда-то в сторону, словно меня не существует. Будто бы я досадная ошибка, позор и недоразумение. Я просила у него прощение, уговаривала, но папа есть папа — с ним трудно. И пусть вины моей было предостаточно, играть в молчанку с единственным близким человеком было невыносимо.
А ещё он рассказал о моём приключении Тимуру — я слышала их разговор несколькими днями позже, — и это сделало мне больно. А ещё говорят, что женщины сплетницы.
— Элла, мне тоже было девятнадцать, — Тимур приближается, касается губами виска, и я закрываю глаза, наслаждаясь его запахом. — Чего ты ёрзаешь?
Чёрт, заметил.
— Я… мне нужно кое-куда, — заявляю и отвожу взгляд.
— Если что, то нужная тебе комната через двор и налево, — понимающе улыбается и расслабленно откидывается на спинку диванчика.
— Жди меня и я вернусь! — звонко целую его в щёку, подбираю подол платья и, вцепившись в клатч, иду по заданному направлению к дамским уборным.
Внутри всего две женщины — лет тридцати, высокие, красивые. Поправляют макияж у зеркала, мажут по мне пустыми взглядами. Равнодушные и холодные, богатые настолько, что от блеска их бриллиантов слепит глаза. Правда, одна из них удивлённо заламывает бровь, когда замечает моё платье — так выглядит зависть.
С достоинством, высоко держа голову, плавно прохожу дальше и скрываюсь в одной из кабинок. Надо уезжать отсюда, надоел этот блеск и гламур.
Когда выхожу, никого уже нет, потому спокойно мою руки, а дверь за спиной тихонько раскрывается. В неё входит девушка — я узнаю её из тысячи. Да что там! Из миллионов.
Это Анна.
_________________
26 глава
Меня изнутри словно кипятком окатывает — это точно она. Я смотрю в зеркало, но перед глазами не моё отражение. Перед ними мелькают картинки: вот я подползаю к окну, чтобы увидеть, как эта лохудра лезет с обнимашками к моему Тимуру. Тогда было больно, сейчас тоже, но уже не настолько, чтобы потерять над собой контроль.
Анна красивая… очень. Ниже меня ростом, аккуратная, ладная в элегантном платье и на умопомрачительно высоких каблуках — на такие только смотришь в магазине, а уже голова кружится и мир из-под ног уходит. Ну и старше, конечно же — примерно двадцать пять, а может быть, даже немного больше. В эру продвинутой косметологии и пластической хирургии сложно определить возраст женщины “на глаз”.
Скашиваю глаза в сторону, по второму кругу намыливаю руки, словно не делала того же несколько мгновений назад, и наблюдаю за Анной. Она не торопится занять одну из кабинок, пристраивается рядом, а я перевожу взгляд на зеркало. В нём её отражение: бледное, расстроенное чем-то. Анна порывисто кладёт маленький клатч от известного бренда на мраморную столешницу, напряжённо в нём копается, хмурится, но всё-таки находит то, что ищет: расчёску.
Её волосы похожи на жидкий шоколад, такие мягкие даже на вид, блестящие. Не думаю, что им необходима щётка, но Анна нервничает, потому принимается за дело: прядь за прядью, не отводя взгляда от своего отражения, она расчёсывается.
Мы стоим рядом, я точно так же отражаюсь в зеркале, но, наверное, сейчас для Анны все в этом мире перестали существовать.
Нервничаю. Она знает меня? Она понимает, кто я такая? Внутренне я готова к скандалу. Даже к драке. К тому, что эта красивая нервная женщина обернётся фурией, набросится на меня, выбьет все мозги из ревности. Но нет, Анна меня не замечает.
Внутренний голос шепчет: Элла, тебе показалось, это не она. Не та встревоженная прилипчивая девушка, которая хотела забрать у меня Тимура. Тогда она приехала с братом — наверное, чтобы Каиров хоть так одумался, но он мой. Не её. Мой.
И наш визит сюда — лучшее тому доказательство, потому что Тимур не стал бы ходить под ручку с дочкой Протасова в месте, где так много общих знакомых.
Когда продолжать мылить руки кажется глупым, подставляю ладони под тёплую воду и смываю пену. Анна тем временем словно бы приходит в себя, понимает, что всё это время была в комнате не одна и смотрит на меня внимательно. Я чувствую её взгляд кожей, нервными окончаниями, каждой клеткой.
Методично отрываю несколько бумажных полотенец, тщательно вытираю руки. Резко оборачиваюсь, встречаюсь с задумчивым взглядом тёмных глаз, в которых печаль растекается расплавленной медью. Кажется, Анна вот-вот расплачется, а я… я не знаю, как на это всё реагировать.
Анна словно бы хочет мне что-то сказать — даже рот округляет, но вдруг из её сумочки, забытой на прохладном сером мраморе, раздаётся мелодичная трель звонка. Анна хмурится, трёт тёмную от природы бровь тонким пальцем и достаёт наружу телефон.
— Артур? — Анна отворачивается спиной, а я не знаю, что мне делать дальше.