Мой нежный убийца

Каждое утро он начинал с оценивающего взгляда в зеркало. Лимон знал, что, когда он выглядит на все сто, преград для него не существует. Он был рабом своего образа, а образ требовал полной отдачи Ни один актер не сумел бы так сыграть бандита, как это делал Лимон. Если бы он был просто бандитом, таким же, как миллионы других, он бы не выжил. Но Лимон в отличие от них гениально играл роль бандита. Боялись не его, а внедряемого им образа. Это не Лимон убивал налево и направо, а тот, кого он придумал и за кого, как за собственное детище, ответственности не нес. Именно поэтому он мог оставаться в любых ситуациях невозмутимым.

Лимон любил свой образ. Любил свое отражение в зеркале. Но никогда об этом никому не говорил. Самый ничтожный враг мог бы с ним справиться одной левой, будь он настолько проницателен, что сумел бы на несколько дней оставить Лимона без зеркала. Но таких не находилось, и Лимон каждое утро начинал с изучения своего отражения.

Сегодня он остался им доволен. А значит, и готовым к любым, самым беспощадным схваткам с людьми Ходжи.

В восемь часов подъехал фургон, из которого мальчишки-китайцы вытащили клетку с двадцатью пищащими морскими свинками, стеклянную банку со ртутью и запечатанную коробку презервативов. Оставив все это у калитки, они молниеносно испарились. Ольга и Инга, увидев снующих по спинам друг друга, фыркающих недовольными мордочками животных, пришли в ребячий восторг.

Каждая из них в детстве мечтала иметь хомячка.

Лимон позволил им вволю наиграться со свинками, пока он сам вместе с Икой занимался наполнением презервативов ртутью. Делали они это в марлевых повязках, но все равно успели надышаться ядовитыми испарениями и оба ощутили жуткую головную боль.

Когда на вилле появился Лука, Лимон, с холодным компрессом на затылке и стаканом ледяной водки в руке, сидел на ретере и глубоко вдыхал свежий морской воздух.

— Вот пришел, — помявшись на лестнице, доложил Лука.

— Вижу.

— Не дай бог, Федорос узнает, не сносить мне головы…

— Уж коль я тебя не убил, будь спокоен, никто не тронет, — вяло пошутил Лимон.

— Чего делать-то надо? Я обошел вокруг, поглядел, люди Ходжи виллу не пасут.

— А ваши?

— Приказа не было. Федорос сегодня уехал в Патрос. Там у него на винзаводе свои бочки имеются. Собирается расширить торговлю.

— Легализуется понемногу?

— А чего хорошего по подворотням отсиживаться?

Лимон очень хотел курить, но от одной затяжки его уже вырвало. Поэтому приходилось терпеть.

— Налей себе чего-нибудь.

— Спасибо, я пью только к вечеру.

— Вечером как раз предстоит работа. Будем внедряться в Глифаду. Оружие прихватил?

— «Магнум».

— Ого. На медведя, что ли, собрался?

— Я так считаю, взялся стрелять, так чтоб без лишних мучений — наповал, — объяснил со знанием дела Лука.

Лимону понравился такой подход к делу. Он хоть и не планировал крупномасштабных боевых действий, но то, что пострелять придется, не сомневался. Нужно дать понять людям Ходжи, что дальнейшее пребывание в Глифаде чревато для них физической расправой.

— Ты знаешь кого-нибудь в лицо из банды Ходжи, кто пасется в «Парадизе»?

— Знать не знаю, но узнать не сложно. Только давай сразу оговорим, что почем и сколько?

— Хочешь таверну на острове? — лениво спросил Лимон, утомленный головной болью.

Судя по выражению лица Луки, Лимон попал в точку. Какой репатриант не мечтает иметь свое дело, а уж особенно семейный бизнес, которым является собственная таверна. Лука много раз грезил о маленькой, но расположенной на бойком месте таверне. Он сидит важно в кресле, рядом с кассой, а трое его подросших сыновей обслуживают говорливых клиентов. Жена с невестками толкутся на кухне, и все заняты общим делом. Ох, да он готов разрядить всю обойму в кого угодно, если за этим последует исполнение его желания. Однако Лука привык относиться с недоверием к посулам.

— Таверна, без долгов и залога, стоит огромные деньги. Там, в районе Манастыраки, продается одна, так ведь цена за полсотни миллионов уходит, — резонно возразил он.

— А ты бы, пока суд да дело, съездил, узнал, сколько просят, поторговался бы…

— Какая торговля без денег, — со знанием дела намекнул Лука.

— Верно.

Лимон вытащил из кармана чековую книжку и проставил сумму в двадцать пять тысяч, оторвал квиток и протянул Луке.

— Этого для начала вполне достаточно.

Огромные руки Луки задрожали, как у мальчишки. Он щурился, не веря своим глазам, и переминался с ноги на ногу, готовый сорваться с места.

— Иди, иди, ты мне до вечера не нужен. Пушку, смотри, не потеряй, — напутствовал его Лимон. Он знал, что теперь Лука — полностью в его руках и стрелять будет, не раздумывая.

Как только Лука ушел, появился загибающийся от головной боли Ика.

— Хозяин, я сегодня буду не в состоянии сопровождать тебя. Эти пары ртути мне въелись в самый мозг.

— Ничего, Инга быстро поставит нас на ноги, — возразил Лимон. В отличие от Луки Сотириади верить было нельзя ни при каких обстоятельствах.

Лимон не сомневался, что рано или поздно пристрелит его, как собаку, но пока делал вид, что забыл о его предательстве, и даже высоко оценивал его изворотливость.