Мой нежный убийца

— Пойми. Контейнер находится в тайнике, приваренном ко дну судна. Ребята Ходжи, очень натренированные аквалангисты, подплывают к кораблю, когда он стоит на рейде, и вытаскивают содержимое. Я получаю товар уже на хазе. В этот раз, уверен, они просто его не принесут. Ходжи нет — кого бояться. Присвоят себе и помаленьку начнут распродавать. Не за сорок тысяч, но свои деньги возьмут. Так что, считай, мы оба в пролете. Давай-ка лучше вернемся к Глифаде.

Лимон понял, что хитрый Федорос, пользуясь испытанным приемом, сказал ему только часть правды, а вторую оставил при себе. Старик, как его величали за глаза, конечно, приготовился к разговору о наркотиках и сговорился с аквалангистами.

А проверить это практически невозможно. Но кусочек правды, которой он все же поделился, вполне устраивал Лимона.

— Черт с ней, с Глифадой, разберемся. Послушаем парня, он, кажется, здорово поет.

Цыган старался вовсю. Восторженные слушатели забрасывали его цветами, но не букетами, как принято везде, а гирляндами из магнолий и цветками орхидеи, которыми бойко торговали девушки в национальных костюмах.

Больше о делах ни Лимон, ни Федорос не заикались. Они весело били тарелки и ухаживали за опьяневшей от счастья княгиней. Однако вечер закончился раньше, чем планировалось, из-за налетевшего с моря ураганного ветра, принесшего с собой почти тропический ливень.

Федорос простился с Лимоном и Ольгой, поручив своим телохранителям доставить их в гостиницу.

* * *

Этот ветер уже давно хозяйничал над виллами Кифисьи. Инга, в пурпурной плащанице, сидела на ретере, курила и не собиралась ее покидать, хотя песок, поднятый ветром, попадал в глаза и на зубы.

Ей было наплевать. После испытанного унижения она была не в состоянии реагировать на капризы природы. Вчера она переступила через свою гордыню и ради Лимона грязно отдалась какому-то мерзавцу. А вместо благодарности Лимон переступил через нее и ушел с дешевой проституткой, мечтавшей об огромном члене Ходжи…

Ингой, созданной для поклонения, пренебрег человек, который до нее был полным ничтожеством. Она презирала всех мужчин и, очевидно, поэтому решилась сделать из него сильную, властную личность. Дала ему в руки удачу, помогла добиться богатства. Столько лет отводила от него все напасти. Не раз воровала его у смерти. И в результате безжалостно брошена. Люди не способны ценить то, что им дается, они умеют любить только тогда, когда у них ничего нет. Мир для Инги обесценился навсегда — одним поступком Лимона. Больше ей ждать было нечего.

Она спустилась вниз, зажгла свечи, поставила их на пол возле зеркала, поддерживаемого крокодилом, и опустилась на колени. Ждала долго, мерно раскачиваясь в такт своим мольбам. Но, когда зеркало осветилось внутренним светом, вместо привычных образов показался согнутый в три погибели Пат, в грязном синем халате. Его коротко остриженная седая голова с глубоко посаженными глазами и лошадиными зубами заставила Ингу отпрянуть от зеркала.

— Куда?! — завопил он. — Не ждала?! А больше никто не придет! Не надейся! Знаешь ли ты, ведьма, что дама пик, сбежавшая от тебя, теперь запечатлена на груди твоей соперницы? Да, да! На левой груди, у самого соска! Так что карты больше не подвластны тебе. Ты стала бесплодной смоковницей. Сама отдала Ольге свое превосходство. Не сумела с глупой девкой разобраться. Отдай мой перстень! Тебе мой черный агат не к лицу!

Инга тихо стонала. Еще один удар свалился на ее истоптанную душу. Дама пик — у княгини! Даже карты предпочли эту девчонку! Никакого просвета впереди не было.

— Верну, когда встретимся… — выдохнула она.

— Значит, недолго мне маяться. — Пат изобразил на обтянутом серой кожей лице подобие улыбки.

С замиранием сердца Инга молила о прощении, которое ей могла дать только одна великая тень — графа, сенатора, генерал-фельдмаршала Якова Вилимовича Брюса.

Старик, как всегда, возвестил о своем явлении шаркающей походкой. В этот раз он даже не взглянул на Ингу, а близоруко щурился в сторону. Шумно нюхнул табаку и, кряхтя, принялся чихать. Достал из рукава пожелтевший от времени кружевной платок, промокнул под носом и скрипучим голосом объявил:

— Дура девка! Тебе вручили в руки великую силу, а ты ее извела — разбазарила на полюбовника да на всякие ревности. Потому и отнимаю от тебя свое поручительство. И не гневай нас более истошностью своих причитаний. Не будет у тебя такого права смущать покой вечности…

Он по-старчески раздраженно махнул платком и отправился в свое Зазеркалье, унося на сутулых плечах потертого камзола пыль восемнадцатого века. Свет в зеркале погас. Оно почернело, вздулось и лопнуло, как созревший нарыв, осыпав мраморный пол мельчайшими осколками, больно врезавшимися в распластанные руки Инги и запутавшимися в ее волосах.

Инга с трудом поднялась с колен. Словно слепая, выставив вперед руки, прошла по комнате.

Наткнулась на клетку с Христофором. Тот важно крикнул:

— Паракало!