Мой номер — первый

В этом плане я, очевидно, отвечал его замыслам. Особым честолюбием не отличался, особых планов не строил. Но тренироваться мне нравилось, доставляло удовольствие. На тренировке я отнюдь не прохлаждался — скорее, проявлял избыточное усердие. Честный подход к учебе давал мне преимущество в глазах пана Гамала перед двумя другими претендентами на место голкипера в юношеской команде, ибо вряд ли я обладал особым талантом по сравнению с ними.

Соревнования среди школьников тогда не проводились. Мы устраивали товарищеские матчи. А главное — показательные игры перед встречами взрослых команд в рамках первенства лиги. Иногда вместе со взрослыми мы ездили и на поля противника — в Шумперк, Литовел, Брунтал, Марианске Удоли, Могелнице, Забржег, а иногда и в Оломоуц. И это всегда было событием. Мы каждый раз оставались на основной матч, и я со все нараставшим интересом наблюдал за игрой вратарей. Порой отличной. Я восхищался ими, но иногда уже удавалось подмечать в их действиях и ошибки.

Мама относилась к футболу скептически, называла его жестокой игрой. Вот почему самые глубокие ссадины я тщательно от нее скрывал. Она следила за тем, чтобы я успевал в школе. И так как учеба продвигалась хорошо, играть в футбол мне все же разрешалось. Позже я узнал, что маму как-то навестил пан Гамал и сказал, что я талант и могу далеко пойти. Но ни от него, ни от нее тогда об этом мне узнать не довелось...

Дурные привычки, стиль и первые травмы

Годом позже, в 1957-м я перешел в команду юношей штернберкского «Спартака». И сразу на амплуа стабильного, первого голкипера. Это наполняло сердце радостью и гордостью.

До четырнадцати лет я был самоучкой. Азам вратарского искусства меня научил Ярослав Гамал. В юношеской команде тренером был Франтишек Хофман — также бывший спартаковец из Штернберка, который, закончив активные выступления и не желая порывать с любимым футболом, стал тренером на общественных началах.

Убежден до сегодняшнего дня: с первыми футбольными учителями мне повезло. О пане Гамале уже говорилось. А Франтишек Хофман? Помню, как на первой нашей тренировке он держался подчеркнуто строго. Складывалось впечатление, что он просто пришел в ужас — сколько у меня ошибок и плохих привычек. Необходимо было сразу взяться за их исправление.

Больше всего мне досталось за низко летящие мячи. На Ветряке я привык бросаться за ними элегантным пируэтом, при котором ноги взлетают вверх, а затем эффектно складываются. Иногда пируэт заканчивался кувырком или перекатом: сразу видно, что вратарь не лыком шит (даже если удар не слишком трудный).

Такой навык пан Хофман расценил как дурную привычку, от которой следовало как можно быстрее избавиться. Он внушал, что на мяч надо идти кратчайшим путем. Никаких вычурных движений, никаких нарочитых бросков — только строго по земле. Будет выигрыш в десятую, сотую долю секунды. Именно это микровремя нередко решает, удастся ли мяч поймать или отбить. И здесь ни красота броска, ни элегантность других действий вратаря не украшают. Задача одна — отстоять ворота. Манеры как таковые роли не играют.

Вначале я испытал жалость. Раза два в Оломоуце видел в воротах «Крыльев родины» Вильяма Шройфа. Стройный, ловкий, весь в черном, он стал моим кумиром. Стадион замирал, когда Шройф в кошачьем прыжке бросался за мячом. Потом гремели аплодисменты. Много позже я понял, что Шройф, первоклассный, уникальный вратарь, все же имел недостаток — скорее, слабость: играл на публику.

Но эффекты рано или поздно отразятся на надежности, основе вратарского мастерства. Я мог бы показать, как разные голкиперы ловят один и тот же мяч. Один заставит всех поволноваться, другой станет развлекать себя и болельщиков, а третий — надежно накроет и, не дав сопернику опомниться, направит мяч в самое нужное место поля своему полевому игроку.

Вот на что делал упор Франтишек Хофман. Ловить как можно проще и надежнее. И в суматохе у ворог можно и нужно пускать в дело голову и ногу, локоть и плечо. В ущерб зрелищным эффектам. Прошло немало времени, прежде чем я осознал, что такая — внешне «нестильная» игра и может стать основой стиля голкипера. Простота, определяющая стиль. Стиль, диктуемый надежностью.