Мне вдруг делается необычайно легко и спокойно на сердце. Я вижу, как наполняются яростью глаза босса и, не дожидаясь его оценки случившегося, выбегаю в приёмную. Свежие рубашки у него есть. Они висят в шкафу в маленькой комнате отдыха, куда можно попасть только из кабинета. Там есть диван, телевизор, и небольшая туалетная комната с душем. Наверное, в мыслях Рыкова, там я и должна была бы оказывать ему служебные ласки.
Приёмная меня встречает полной тишиной. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, глядя на изумлённых посетителей, потрясённых грозным рыком директора. Я делаю извиняющееся лицо и сокрушённо качаю головой:
— В плохом настроении. В очень плохом. Не советую заходить.
Сама удивляюсь своему легкомыслию. Приёмная мгновенно становится пустой и я спокойно занимаюсь делами. Шеф тоже больше не беспокоит. Минут через пятнадцать появляется Лозман.
— Привет, Даш. У себя?
— Да, Борис Маркович. Проходите.
Ему можно заходить без доклада, как главе команды завоевателей, приехавшей вместе с Рыковым.
— Хорошо. Мне надо перед планёркой пару проблем обсудить.
— Разумеется, Борис Маркович.
— А что так официально? У тебя всё хорошо?
— Лучше не бывает. Шеф сегодня интересовался нашей с вами работой. Надо бы нам немного поднажать, а то если завалим задание, будет нам на орехи.
— Как скажешь, давай поднажмём. Ты ж сама занята всё время.
— Я тогда скажу начальникам служб, что вы их на совещание приглашаете, хорошо?
— Лады. Давай только не сегодня. Завтра, например. Договорились? Ну, я пошёл.
Он скрывается в кабинете и буквально через минуту выскакивает весь красный и взъерошенный.
— Как ты вообще с ним работаешь! Я вот никак привыкнуть не могу, честное слово.
Я ничего не говорю и лишь грустно улыбаюсь, мол что поделать, такая уж моя планида.
Щёлкает селектор:
— Розанова, быстро ко мне.
Не могу сказать, что сердце совсем не ёкает, но какого-то экстремального мандража нет. В конце концов, что он сделает? Выгонит? Так самому же хуже будет, а я с трёхмесячной зарплатой на руках как-нибудь уж продержусь, пока найду новую работу. Да хоть бы и кассиром в супермаркете. Что плохого? Хорошая работа, ответственная, продукты всегда под рукой и всегда знаешь, во сколько дома будешь.
Я захожу в кабинет, буквально в пасть к тигру.
— Вызывали, Роман Григорьевич?
Я говорю спокойно и смотрю на него ласковым взглядом, как у стюардессы. Он похож не на тигра, а на разъярённого быка, глаза, налиты кровью, глядит исподлобья. Некоторое время он молча прожигает меня взглядом и, наконец, произносит с раздражением:
— Через десять минут планёрка. Где отчёты и сводки? Я каждый раз напоминать должен?
— Они у вас на столе, в коричневой папке, — отвечаю я, — слева, как обычно.
Рыков недовольно поворачивает голову и, заметив папку, раскрывает её.
— Не забудь с Лыковым меня связать, не то я тебя в заводской столовой в котёл с борщом с головой засуну. И распорядись, чтобы кофе-машину мне в комнату отдыха перенесли. Больше ты кофе не готовишь. Свободна.
Ну и вот, ну и ничего страшного. Сейчас позвоню завхозу и прощай, кофе-машина. Туда ей и дорога.
.
Постепенно подтягиваются начальники производств и директора, участвующие в планёрке. Здесь также присутствуют Лозман и другие варяги, члены команды Рыкова. Накопив всех в приёмной, запускаю их в кабинет. Тут же раздаётся голос по селектору:
— Розанова, зайди.
Я вхожу в кабинет и останавливаюсь в дверях.
— Дарья Андреевна, — обращается ко мне Лозман. — Можно вас попросить чашечку кофе, пожалуйста?
— Нет! — рявкает Рыков. — Не кофейня. У себя попьёшь. Кофе больше не подаётся. Розанова, за стол! Будешь участвовать, чтобы потом глухого телефона не было.
Босс указывает на свободное место за столом заседаний. Это что-то новенькое.
— Так, все явились?
— Да, Роман Григорьевич, все на месте, — отвечаю я.
— Хорошо. Лозман, начинай.
.
После планёрки все быстро расходятся. Каждый из присутствовавших получил свой собственный нагоняй и индивидуальную порцию тумаков от Рыкова. Только я осталась обделённой. И правильно, мало ли, что я ещё выкину.
— Розанова!
А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… Ну вот, сама себя сглазила.
— Да, Роман Григорьевич.
— Проконтролируешь выполнение работ всеми участниками совещания. Отныне будешь это всегда делать.
— И Лозмана контролировать?
— А что, он особенный что ли?
— Вообще-то да, он же ваша правая рука. Может отказаться.
— Не откажется. Если что, мне сообщишь. Свободна.
Пронесло. Я уже подхожу к двери, когда шеф снова меня окликает.
— Розанова.
— Да, Роман Григорьевич.
— Пока машину не перенесли, сделай мне эспрессо.
Хм…
Я возвращаюсь в кабинет через пару минут с чашечкой кофе, такой же, как утром.
— Поставь на стол для совещаний.
Я выполняю.
— Роман Григорьевич, я могу продолжать готовить для вас кофе. Это же было не нападение, а самооборона. Так что вам ничего не угрожает.
— Что!? Да ты… — чуть не лопается он от злости. — Свободна.
Я иду к двери, буквально физически ощущая его взгляд на спине. Вернее, ниже спины. Когда берусь за ручку, он снова меня окликает.
— Розанова.
— Да, Роман Григорьевич.
Я оборачиваюсь.