Мой обман

Миша наклоняется ко мне, а я замираю. Нежно касается губ, заставляя следом закрыть глаза на пару мгновений. Целует вот так. При всех. Первый раз. Не боится, что кто-то скажет: “Остановись, она тебя бросила. Ты чего?”. Но все молчат. Я как-то неловко шевелю губами в ответ, потому что не могу при других, а тем более при ней.

— Пока, — шепчет и отстраняется.

А я не удерживаюсь и кошусь на Алису. Которая зачем-то поджимает губы, делая следом равнодушное лицо.

— Я вечером заеду, с мамой, будем знакомиться. Только про отца не спрашивайте ничего, договорились?

Я так не хочу, чтобы они уходили, хотя бы кто-то остался, но, как специально, всем надо на работу.

Я вздыхаю и смотрю перед собой. Как можно вот так закинуть двух людей в одну мензурку и бросить. А если мы две несовместимые субстанции. Как сода и уксус. И устроим тут извержение.

Я также молча достаю бутылку с водой и делаю несколько глотков. Алиса достает свой телефон и мы обе молча утыкаемся каждый в свое занятие.

Я бессмысленно листаю ленту, хотя даже не читаю ничего. Потому что мысли мои тут. И через два метра от меня лежит моя бывшая подруга.

Наконец-то стук в дверь и я могу выдохнуть. Мы будем тут не одни.

— Добрый день, — слышу женский голос. — Обед. — Она произносит и исчезает.

Слышу облегченный выдох Алисы. Ее тоже напрягает это молчание и хочется сбежать. Она поднимается, обувается и направляется к выходу. А я все также прячусь в телефоне и продолжаю слать Мише риторические вопросы. Зачем он это сделал? Зачем сталкивает нас и бросает. Почему там меня кормили, а тут надо идти самой или они не знают, что мне нельзя.

Алиса резко тормозит на полпути и поворачивается ко мне. Я это замечаю, поэтому поднимаю глаза, глядя на нее поверх ободка телефона.

— Я скажу, что тебе нельзя ходить, и попрошу принести еду. Не вставай.

Облизывает губы и, не дожидаясь моего ответа, идет к выходу, но я все равно говорю ей “спасибо” вдогонку.

Она исчезает и только сейчас я спокойно вздыхаю и смотрю на смятое покрывало на ее простыне. Интересно, а почему она попала в эту клинику? Почему мы лежим в одной палате, я еще могу понять. А вот почему в одном отделении не знаю.

Обед и правда приносят через десять минут. Женщина извиняется и чуть ли не умоляет не жаловаться. А я сейчас больше радуюсь тому, что Алиса не бросила.

Девушка молча появляется в палате и идет к своей кровати. А я понимаю, что мне надо отнести поднос, сходить в туалет и заодно прихватить мороженое. Все это сделать максимально аккуратно, особо не напрягаясь. Потому что неловкое движение и все, что до этого заживало, снова начнет кровоточить.

Я убираю поднос в сторону и откидываю одеяло. Не спеша опускаю ноги на пол и, опираясь на кровать, встаю. Когда долго лежишь, а потом встаешь, всегда ощущаешь слабость и надо привыкнуть к этому. Тянусь за подносом, чтобы взять его, но замираю, когда слышу скрип за спиной.

— Давай, я помогу.

Алиса не ждет от меня ответа, просто обходит меня и забирает поднос.

— Сказали, что можно на столе оставить. Потом его заберут.

Она молча относит, а я, опираясь на кровать, медленно передвигаюсь.

— Куда ты? — Встречаемся с ней в проходе между кроватями.

— Хочу оценить местный туалет, — усмехаюсь в ответ.

— Скорее он оценивает нас, ему виднее. Давай, опирайся на меня, а то завалишься еще.

— Спасибо. — Мы не перебрасываемся больше фразами, а молча идет туда. Потом обратно.

— Алис, можешь еще мороженое падать, пожалуйста? — решаюсь обратится, чтобы не идти самой.

— Конечно, давай, ложись,

Я укладываюсь и смотрю, как Алиса берет свой телефон и набирает кого-то. А параллельно присаживается и открывает небольшой холодильник.

— Блин, мы торговать тут можем. Он что, полмагазина скупил… — бурчит Алиса, а я усмехаюсь. Потому что иногда я просто могу питаться мороженым целый день. — Марк Алексеевич, добрый день. Вас беспокоит жена. Не будете ли вы так любезны привезти мне сегодня селедочки и жареной картошечки… Нет, тут дают несоленый борщ, паровые котлеты и апельсиновый сок… Я тебе жарила, когда ты ко мне катался… Подожди. — Алиса оборачивается ко мне и прикладывает телефон к груди, заглушая микрофон. — Ты картошку с селедкой будешь? — Так неожиданно, что я просто киваю в ответ, соглашаясь… Значит, мы хотим домашней жареной картошки и селедки… Да, мы вдвоем… Делай, что хочешь…. А я не знаю! Вы это придумали, вы теперь и мучайтесь… Две голодные, беременные женщины — это опасно.

Беременные? Я смотрю на нее и начинаю улыбаться. Бе-ре-мен-ные…

— Ты цветы мои поливаешь? … Здорово. Как я из дома, так он зацвел…. Как там на работе без меня? — Она подает мне мороженое, мельком улавливая мою улыбку и ложится на кровать. — Хорошо, пока. Помни, что мы ждем… Люблю тебя, Никифоров. — Она отключается и кладет телефон на тумбочку.

Почему раньше не замечала этого? Как она с Марком. У них же свой дом. Своя семья. Цветы одни. На работе он разрывается на своей, теперь на ее. А она ему: “Люблю тебя, Никифоров”. По фамилии, но это так в их стиле. Гаечка и Никифоров.