Мой обман

Я переодеваюсь и ложусь в прохладную постель, жду своего домохозяина. Хочу его рядом… Даже не верится, что мы можем просто спать вместе. Рядом. Всегда. Вместе все делать. Рядом чувствовать его. Всегда быть счастливой.

— Ждешь? — появляется в комнате и стягивает домашние брюки, бросая их на стул.

— Жду.

— А я устал. Целый вечер с кексами провозился, потом еще убирал за всеми.

Миша выключает свет и ныряет под одеяло. Прижимается ко мне и нависает сверху. Я обнимаю его за шею и целую. Мои любимые губы, которые свели с ума еще тогда на набережной.

— Кажется, ты стал целоваться лучше. Но я не распробовала. Мне надо еще. Гормоны требуют.

— Спать давай ложиться, гормон. Мне надо завтра рано встать. Я выбиваюсь из графика и не успеваю закончить проект.

Миша разворачивает меня спиной к себе и прижимает. Гладить низ живота, не заходя за верхний край трусиков. Видимо, чтобы лишний раз не будить во мне кондитера.

* * *

— Лер, — слышу как жмется ко мне на подушку, утыкаясь в шею, — подвинься, не могу своею подушку найти.

Я переворачиваюсь на другой бок и вытягиваю затекшую ногу.

— Мне было неудобно спать и теперь на твоей подушке спит мой живот.

— Ладно, пусть спит, куплю завтра еще одну подушку. Раз теперь и живот должен спать на подушке.

— Лучше купи мне специальную, для живота.

— Хорошо, куплю тебе специальную.

Прижимаюсь к нему ближе спиной и попой и кладу руку себе на грудь. Если без кекса, так хотя бы в его объятиях. Зря я об этом подумала. Сон тут же проходит, зато просыпается либодо.

— Миша, Миш…

— М, — мычит сквозь сон. — Я не могу уснуть.

— Болит что-то?

— Гормоны.

— Маму в магазин отправить?

— Миш, ну сколько мы так ее будем дергать? Та квартира все еще на мне числится. Давай в нее переедем. С твоей мамой очень хорошо, но у нас же своя семья. Я хочу за тобой ухаживать, готовить тебе, стирать, а не пользоваться маминой помощью. И я тебя хочу не по расписанию.

— Хочешь вернуться в ту квартиру и снова зависеть от отца?

— Мы можем ее продать и купить что-то другое. Новая жизнь в новой квартире. Я съехала оттуда, чтобы он меня не нашел, но квартира на мне.

— Дай мне время, и я сам заработаю на квартиру.

— Я не говорю, что ты не зарабатываешь, просто, если есть возможность, почему бы ей не воспользоваться.

— Потому что эту возможность дает твой отец. Я не хочу от него ничего. Даже коврика коридорного.

— Упрямый какой.

— Угу, спи давай, а то мне вставать рано.

Он кладет руку мне под живот, а второй рукой обнимает за шею. В таком положении как в коконе. Если бы не его мама…. Может, устроить ему кекс-каникулы, чтобы сам понял, что втроем, вернее, вчетвером, нам слишком тесно будет. А еще лучше включить режим соблазнительницы-монашки. Вот тогда он сам взвоет.

Спустя несколько недель

Такси тормозит возле больницы и я быстро выхожу, но на ступеньках останавливаюсь. Миша был бы против, поэтому ничего не знает, а я все равно приехала к отцу. Как будто груз висит какой-то. Хочу или срезать уже его и навсегда выкинуть, либо свыкнуться и жить дальше с ним.

Его удалось вытащить с того света и даже дать возможность жить. Но как бы не было смешно, все его деньги не сделали бы так, чтобы он смог снова ходить самостоятельно. Впереди еще будет дорогостоящая реабилитация за границей, но она все равно не сделает его прежним.

Я не знаю даже, когда намечается его отъезд, потому что мама тянет с этим. Не хочет меня оставлять тут, а отец умело манипулирует ею, зная ее слабые места. Ей бы смелости набраться и оставить его, оторваться, как мне, но для этого нужен толчок. Но не такой, как сейчас. У меня это был ребенок. Только тогда появились силы и смелость пойти против.

Сегодня я решилась наконец съездить к нему и посмотреть на такого больного и прикованного к инвалидному креслу. Даже интересно было, что он мне может сделать теперь? Квартиру мы все-таки продали и манипулировать ей он не мог. Я беременная уже и не нужна для его планов. Может теперь он признает, что ошибся и попросит прощение.

Я должна успокоиться и не нервничать. Он ничего мне не сделает. Я в любой момент могу уйти, но я должна пересилить себя и посмотреть ему в глаза. Сказать все, что думаю и о чем болит. А главное понять, жалеет ли он хотя бы о чем-то.

Но внутренний голос так противно ухмыляется.

Если бы жалел, то позвонил бы сам.

Захожу в палату, не здороваясь, и вижу отца с закрытыми глазами. Отдыхает неподвижно на кровати. Рядом провода и аппараты. А толку…

Когда все пошло не так? Когда деньги стали важнее меня. Когда он так заигрался в Бога, что забыл о простых смертных и своей семье. Все ведь могло быть по-другому.

Я специально шумно двигаю стул ближе к нему, но так, чтобы не достал, если вдруг захочет что-то сделать, и усаживаюсь.

Веки подрагивают и он открывает глаза. Устало смотрит, как будто не верит, что я перед ним.

— Лера? — тихо хрипит. Голос скрипучий, как будто он не разговаривал ни с кем уже долго.

— А что, уже не узнаешь?

Он облегченно выдыхает.

— Я знал, что ты придешь когда-то.

— Я думала ты объявишься первым. До того, как это с тобой случилось.

— Дай руку.