— Пришлось бы первую запись начинать в 10 утра. А ведущая не может так рано приехать. Кстати! Я забыла сказать, ведущая — Анастасия Мельникова. Ну, та, которая из сериала про ментов. Да… Кто-нибудь займитесь бронированием билетов для неё из Питера, она сама не может. И о машине ей на вокзал договоритесь.
Она задумалась и добавила:
— Но, может, и не она будет ведущей. Посмотрим…
— Как так? Как это — она или не она? — хором заволновались коллеги. — Если не понравится — снова будем писать, снова этих героев приглашать? Что же это такое?!
— Вы же не даёте мне сказать! — закричала Аида. — Это будет запись, но не для эфира.
Мы сидели молча — не могли поверить.
— Работать будем в студии программы «Пусть говорят», с их декорациями. Всё! — поднялась и стала уходить, но у выхода резко обернулась. — Смотрите — не подведите
Может, от этого кому-то станет смешно, но мне не стыдно — ту ночь я не спал, не смог. Понимал, что не сдержу слова — не промолчу. Сколько раз ругал себя, пытался заставить. Дескать, особенно сейчас — во время кризиса…
Утром в среду коллеги тоже не выглядели отдохнувшими. Собрались: эмоции, риторические вопросы, мат. Даже Инна Панкова загорелась нашей оппозиционностью. Решили — надо поговорить с Никоновой. О чём будет разговор — не обсуждали, но всем было понятно.
Руководитель Студии спецпроектов перевела стрелки на Аиду — грубая игра. А та к нам не торопится, важные дела у неё. Ощущение, что ожидали нашего бунта — просчитывали.
Заявилась лишь вечером. Настроение у неё боевое — амплуа воспитательницы, растягивающей показательную казнь над группой детсадовцев за бойкот киселя и макарон с сыром. Видно — роль репетировала.
Села среди нас и ждёт.
Я начинаю:
— Слушай, Аида! Почему в вашей репетиции с ведущей должны участвовать герои с реальными историями?..
И она закричала:
— Аааа! Аха! Вы специально ждали последнего дня! Ааа!
— Ты можешь понять — они реальные люди с реальными историями. Сейчас они должны бросить все свои дела и в студии
— Мне плевать! Мне плевать! Я сказала — всех зовите! Сама Никонова будет на записи. А Эрнст потом смотреть будет.
Олег сделал попытку.
— Но почему нельзя записать вместо героев каких-нибудь редакторов. Подыграют — это же репетиция, проверка.
— Нет! Нет!
Он сделал вторую попытку:
— Но герои не придут, если будут знать, что это «пилот».
— А почему вы им должны говорить про пилот?! — ещё сильнее закричала она, разрушая связки. — Зачем говорить про пилот? Вы что… вы что… эээммм… б. яяяяять! Б. яяяяять! Говорите им, что будет реальная запись программы, а тут их уговорите! Дожмёте!
Я стал смеяться.
— Аида! Это обман и подстава!
— Плевать! Не учите меня работать. Я такие ток-шоу, знаете, сколько сделала?! Зови своих героев! Этих похитителей и своего военного, которого в метро избили. Как его?
— Валентин Полянский.
— Ну!
— Нет! Не собираюсь!
Она не ожидала этого. Опешила. Теперь она не наступала, а пыталась защищаться.
— Как это так?
— А так! Аида, это люди, а не мыши. У людей и так травмы из-за их дел и историй, а тут ещё мы над ними будем издеваться?
Лично я для себя решил ещё утром — обзвонил участников по моим историям и извинился за беспокойство. Было очень неприятно, но лучше оправдываться сейчас, чем после этого «пилота» бегать от них и от себя. Я уже настроился — знал, на что иду.
— Если вы такие честные, пригласите на эту подставу своего Грибакина. Позовёшь его, Аида? Скажешь ему, мол, запись реальной программы, а он придёт и увидит, что это постановка и комедия.
Аида побледнела: Валерий Грибакин — это не фуфло, Валерий Грибакин — это сила. С реальными рычагами.
— Зови Полянского! Слышишь? — произнёс её охрипший голос.
— Я не буду звать! Ни его, ни других. Всё!
— Как так?!
— Всё!
Она растерянно посмотрела по сторонам и вдруг яростно набросилась на Олега:
—
Странно, Олег сник — опустил голову и слушает этот вой. И ребята молчат. Странно.
Потом она резко повернулась ко мне и сообщила неожиданную информацию, из которой стало ясно — проблема не в героях, не в «пилоте», не в том, как на Первом относятся к обычным людям, а, вероятно, в профессиональных и личных её комплексах. Возможно, в давних обидах.
— Вот, во время работы в Уфе, я ездила и снимала для НТВ …ррЭпортажы. Один раз, ну, и ещё один раз. И показали в эфире! Вот! Без стендапа, но показали…
— Что? То есть, Аида?
— Ну, — замялась девушка. — Я тоже знаю, что такое …ррЭпортаж! Вот!
— Ты это к чему? — не понял я чужую боль.
Тут она — допускаю, застыдившись — вскочила и побежала к выходу.