А вы не знали? Вы серьёзно? Да ведь, каждый эмчээсовский начальник – какого-нибудь УГПС ГУ ГО и ЧС г. Саранска – считает себя таким же талантливым, как Стивен Спилберг. Ну, как минимум, Феллини. Это он-то не знает, что такое безукоризненная техногенная катастрофа, живые спецэффекты, море крови, слёзы, счастье, как будет выглядеть приличный Армагеддон и как это лучше снимать? А хэппи-энд? Да это Спилберг теоретик и мальчишка.
А? Ну, конечно же, жертв не было. К 20:00 официальные представители МЧС вынуждены были уже признать, что пожар потушен. А ещё, мол, эвакуированы – 428, а «спасены – 27 человек». Последние – это, наверное, те самые юбочки и ножки.
По драматургическим законам – кульминация события уже прошла. И тут появился
Ему говорили, что это мелочь. А он всё не мог успокоиться. «Сам, пока сам не проверю, не увижу – не поверю». И вот только приземлились во Внукова-2, сразу помчался через всю Москву туда. «Всё сам, всё сам! Никому нельзя верить! Это же лично против меня!»
Президент пожары не любил. Он их панически боялся. Эти символы бунта. Анархии. Конца стабильности, порядка и равновесия! Этих адских огоньков, от которых одно разрушение, уничтожение. Вот вертишься, бьёшься, воруешь-воруешь, строишь своё счастье – на целом гектаре, в несколько этажей, набираешь добра – всякие там галереи, автопарки, яхты, меха. Обрастаешь, обвисаешь материальным жирочком, думаешь – всё! смирились, сдались! сами друг дружку перегрызут в спальных районах, промзонах и аулах, сопьются в этих моногородках! пусть только попробует это быдло вякнуть! – расслабишься! И тут – на тебе. И выражение издевательское, бесящее придумали –
«Ненавиииижу!» – завыл про себя глава государства и с силой сжал зубы. Ой, как он их боялся... Примета, блин. Или предзнаменование. «Дура, нагадала – мол, бойся красных петухов! Тоже мне – цыганка. Тварь! Накаркала!» А никому не признаешься, что веришь в такие глупости… Или символы?
«А ведь я надеялся, что главной новостью на ближайшую неделю станет мой ужин в Германии [5] . Такие заявления я там сделал! Целый месяц готовился», - президент чуть не расплакался. Да какой Ганновер?! Какой к чёртовой матери Герхард?! Главное, чтобы пронесло! Чтобы не дотла!.. А ведь она горела. Тогда, в августе 2000-го. В год начала моего президентства-царствования. С человеческими жертвами. Трое или четверо… Не важно. Едва не рухнула тогда башня Останкинская. Тяжёлый тогда год был. Первый год. И в 2004-м Манеж сгорел. Прямо в день моих выборов – 14 марта. Из Кремля всё видел. Этот ад. Подозреваю, кто это сделал. И тогда жертвы были… Жертвы. Кто такое слово стал использовать в таких случаях, а? Словно в дар кому-то, жертвоприношение. Точно как Ходынка для Николая II [6] … «Нееет! Нет! Не хочу об этом думать. Меня так просто не возьмёшь! Вовка не сдаётся!»
И дача сгорела. В 96-м. Всё тогда сгорело! Едва и семью не потерял. Пронесло. Предупреждение? Да, тяжело быть суеверным президентом.
Я не мог поверить своим глазам – я видел Путина, правда, он – меня вряд ли.
После бурной встречи, толпа прилипших к окнам в АСК-1 коллег затихла. Замерла. Все, как зачарованные, смотрели туда – вдаль, на эту магическую фигурку. Следили за каждым её движением. Мне показалось, что многие зрители боялись даже дышать, чтобы не спугнуть это видение, этот мираж собственного производства.
Вот он этот маленький закомплексованный человечек, превращенный трусостью и усилиями останкинских теле-ремесленников и страхами, надеждами и ленью остальных россиян в политическую глыбу, скалу нашей жизни. Кита большой политики. Главного раба страны.
О чём он думал в тот момент? Какие мысли бушевали в этой маленькой головке. Убедился, что никуда его Останкино не делось. «Стоит. Стоит Останкино! Ненаглядный ты мой, инструмент манипуляции и лицемерия. Самого любимого моего занятия. Ах, как хорошо, ах как хорошо!» - наверное, радовался он.
Любили ли его родители в детстве? Не пинал ли папа ногами в углу детской комнаты у холодной батареи, не бил ли тяжёлым армейским ремнём по мальчишечьей попе? Или мать недоласкала?