Мои останкинские сны и субъективные мысли

— Но вот ветераны из украинской дивизии «Галичина». У них же тоже своя правда была. Разве — нет?

Отвечают наперебой.

— Мы свой долг выполняли. А они?! Немца мы прогнали. Так, что у него пятки сверкали. А их главная вина — что носили немецкую форму. Это предательство!

Ветераны пьют мало — здоровье. Хотя держатся молодцом. Тоже — порода. Другое поколение.

Когда расстаёмся, Аркадий Бляхер вдруг повторяет мысль, которой можно описать судьбы всех прошедших ту мясорубку страшной войны — она убивала и калечила, и не только физически:

— Дааа. Тоска по молодости, которая прошла в окопах, на фронте, появилась после войны. Я в вуз поступил только в 27 лет. Везде опоздал. И это переносилось тяжелее, чем сама война.

А потом одинокий ветеран говорит мне ещё откровеннее:

— Это я вас благодарю. Старому человеку иногда нужно, чтобы о нём просто вспомнили. Не забывали. Сказали доброе слово.

Мне почему-то становится стыдно.

Моя война началась в Москве. В редакции программы были очень расстроены — я не оправдал их доверие.

Аида ходит и прячет глаза.

— Что такое? — спрашиваю. — Что не так?

И тут её прорвало:

— Вот у тебя была такая возможность! Почему они не подрались «на камеру», а?!

— Кто?

— Ну, эти. Украинцы и этот русский ветеран, а?..

Она имела в виду ветеранов дивизии «Галичина» и Степана Гелету.

— Там же не было даже прилично мата — в адрес друг друга.

— Да мата не было. И они не дрались.

— Почему? — бесилась Аида из-за отсутствия креатива на «картинке». — Вот Олег говорил, что ты опытный …ррЭпортЬёр. Что я теперь скажу Никоновой?! Что Никонова скажет Эрнсту?!

Я не только не знал, что она скажет Никоновой, я не знал, что сказать ей. Не мог же я материться.

И Олег туда же — разочарован. Отвёл меня в сторону и предъявляет.

— Это не конфликт! По канонам драматургии…

— Олег, не старайся, я знаю, что ты скажешь про каноны драматургии.

— Ну и где конфликт?! Мы Никоновой обещали…

— Да пошла она на…

— Нет, послушай. Ты меня подставил! Это всё хиловато!

— Олег, я перестану с тобой общаться. Ты чё на поводу у этих дур идёшь?..

Это «магия мундира», фокус-покус, превращение человека в Системе. Рубильник в голове переключается — и она начинает работать по-иному: мысли меняются, принципы меняются, совесть находит и соглашается, принимаешься оправдывать Систему, чувствуешь сопричастность Системе, её целям, подчиняешься её токам, энергии, отдаёшь ей даром свои силы, питаешь и поишь её своей кровью, соками — гипноз, активность сомнамбулы. Это состояние я хорошо знаю.

Подвожу его к монитору просмотрового плейера; показываю видео.

— Вот три старика. Прошли войну, за свои убеждения страдали и сейчас страдают. Войне и убеждениям отдали свою жизнь. Вот, смотри, стоят на этой горе Жбир, у этого поросшего травой окопа и говорят, что стреляли бы друг в друга. Понимаешь? Убили бы друг друга. Это не останскинские геи друг другу угрожают — эти убили бы, поверь, раз говорят. Вот в чём конфликт! И, самое важное, здесь они свою войну уже закрыли. То есть горячую форму войны. Они могут стоять рядом и говорить друг с другом. Даже пить друг с другом. Понимаешь, война была мясорубкой! Люди были в тяжёлых обстоятельствах — до сих пор они пытаются разобраться в своей жизни. Легко говорить, когда знаешь, как сложилась история. Время сейчас не для потешных драк, как в программе «Пусть говорят». И я не считаю себя судьёй кому-то. Надо быть корректными с чужой жизнью.

Говорил я сбивчиво, эмоционально. Но коллегу и друга, кажется, убедил.

— Ну, да, — говорит. — Ты прав, вообще-то.

А другой мой дедушка — отец матери — принципиально уклонился от участия в войне, воспользовался своим правом на бронь. Потому что ненавидел советскую власть всю жизнь — подростком пережил казнь своей семьи. Это был такой акт устрашения, так начиналась советская власть в карабахских горах Азербайджана. Большевики мстили за своих погибших комиссаров, пришедших за несколько дней до этого устанавливать «власть советов» в горное карабахское селение Зарыслы — нагло, грубо, оскорбив моего прадеда. За что и поплатились мгновенно жизнью — старший брат деда одних застрелил, других добил кинжалом.

Дед жил двойной жизнью: сбежал в другие края, сменил фамилию, скрывал биографию и настоящий возраст, был членом Компартии — всегда носил партбилет при себе — даже сделал карьеру, а дома прятал дореволюционные книги, Коран, ругал власть, ненавидел её. Замкнутый человек с тяжёлым характером. Очень развитый, образованный человек. Не ломался. Всё ждал. И ненавидел! Мой дедушка… Думаю, он стал бы сотрудничать даже с самим дьяволом, а не только с немцами, лишь бы отомстить. Жил с этой ненавистью до глубокой старости. Только перед смертью открыл свою тайну детям…

А эти считают себя судьями…

Текст репортажа пытались переписывать по нескольку раз. Все, кому не лень. Даже муж Натальи Никоновой Игорь Борисович Цветков[144] — он исполнял роль (хотя занимал должность обычного редактора с колоссальной зарплатой) цензора в Студии спецпроектов, жена таскает его за собой по всем каналам как декоративную собачку.