Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи

Парк Монсо стал плацдармом для военных учений оккупационных сил. Военный оркестр играл там марши утром и вечером. Газон высох, а чудесные клумбы были истоптаны грубыми солдатскими сапогами. Бронзовые статуи великих французов, украшавшие парк, переплавили на пушечные ядра. Однажды утром, часов около шести, когда военные вновь собрались для учений, в парке внезапно раздался взрыв. Все смешалось. На земле беспорядочно валялись трупы. Началась перестрелка. В одночасье бульвар Курсель превратился в поле боя. Как только в поле зрения солдат появлялся француз, его сразу же убивали. По улицам рекой текла кровь. Мы наблюдали за этой трагедией сквозь ставни, в испуге запершись в квартире. Бомба была брошена французскими партизанами. Что же они могли поделать? Голод уже начинал уничтожать людей. Как долго это могло продолжаться? Ходили слухи о том, что пленных французских военных кормят крысиным мясом. Я услышала об этом от сына своего знакомого, вернувшегося из плена. «Правда, — говорил он, — даже это "мясо” не давали бесплатно. Мы расплачивались за него сигаретами, которые нам присылали из дома». За эту плату надзиратели приносили пленным кусок хлеба и крысиный суп, и только таким образом солдатам удавалось выжить. Никогда не забуду сказанных мне в заключение слов: «Когда человек голоден, он ест все».

Продолжалось движение Сопротивления по освобождению Франции. Французские войска, собранные за границей, совместно с американскими и британскими силами продвигались к Рейну. В один прекрасный день они дошли до Парижа. Немецкие гарнизоны в большинстве своем покинули город еще за неделю до этого, теперь в Париже, чтобы оттянуть время, оставалось лишь несколько небольших военных частей. Когда оккупанты отступали, они уносили с собой все, что им нравилось, — вещи, мебель. В тот день, когда в город вошли американцы, все окна радостно распахнулись. Повсюду были развешаны британские и американские флаги. «Победа!» — кричали все вокруг. Военные оркестры играли марши победы. Город купался в электричестве. Наши сердца наполнились радостью победы и освобождения, которую я испытывала впервые в жизни. Цвет хлеба тотчас же поменялся. Вместо черного, подобно грязи, хлеба мы теперь ели белый. Однако забыть лишения войны в одночасье было невозможно.

Война закончилась. Наступило перемирие. Мы с супругом вновь стали строить планы, потому что были измучены затянувшейся на шесть лет войной. Однажды вечером мы сидели дома, пили чай и говорили о нашем будущем. Решад выглядел немного грустным и усталым. Я зачем-то вышла из комнаты. И, проведя около десяти минут в столовой, вернулась к нему. Стоило мне войти, как я увидела, что он сполз с кресла на пол. Он не мог говорить. Глаза его были закрыты. Он пытался пошевелиться, однако у него ничего не получалось. Я изо всех сил пыталась не сойти с ума. Спотыкаясь и падая, я побежала к швейцару и велела вызвать врача. Становилось понятно, что Решада парализовало от кровоизлияния в мозг. Бесчисленное количество раз у него брали кровь, бесчисленное количество раз к нам приходили врачи. Они сделали все возможное. Шесть дней он пролежал без движения, так и не заговорив и не открыв глаза. Так, не услышав от супруга ни единого прощального слова, я рассталась с ним навеки. До этого трагического случая здоровье его было отменным и сердце — выносливым. Все наши планы, точно так же, как и счастливая жизнь, в которой мы рука об руку шли эти четырнадцать лет, превратились в руины. Уже не знаю, в который по счету раз за свою жизнь я тогда столкнулась с трагедией. Душа моя умерла. Жило только тело. Дочь пришла мне на помощь, окружив меня заботой и вниманием. Раны моего сердца залечила именно она. 1945-й был годом нашего вечного расставания с Решадом. А ведь именно с ним я надеялась стать счастливой в будущем.

Возвращение на родину

Моя душа опустела. Дни пролетали в скорби.

Я в смятении бродила по дому, и из каждого угла со мной словно говорил призрак Решада.

В те годы в нашем круге общения было много американских офицеров. Мы приглашали их в гости. На гребне успеха, победы и освобождения наши новые знакомые стремились произвести на нас впечатление своим благородством и обходительностью. Эти милые, веселые, всегда улыбающиеся и симпатичные нам люди, с которыми мы познакомились как жители Европы, сохранились в наших книгах по истории как жизнелюбивые, открытые и не ведавшие печалей оптимисты.

Санийе вышла замуж. Я полюбила зятя такой же любовью, какой любила Санийе, и поэтому не пожалела средств на то, чтобы устроить им пышную и незабываемую свадебную церемонию. Двери моего дома всегда были распахнуты для них и наших многочисленных друзей. Всякий раз, когда я видела новоиспеченных супругов, рука об руку шедших на прогулку или возвращавшихся с нее, мое сердце наполнялось неподдельной радостью. Я молилась за то, чтобы счастье никогда не покидало их. Любовь моей дочери и ее успешное замужество даровали мне теперь давно позабытое чувство счастья.