Мой отец генерал Деникин

Мне скажут, что я должен тогда признать высокие побуждения, которыми руководились и те, кто стремился перестроить мир на новых началах социальной справедливости. Но в большевизме идея органически была связана с насилием над человеком и с полным презрением к его личности. Она неизбежно должна была привести к цинически оголенной диктатуре. Поэтому так лживо в своей основе сопоставление красного и белого террора применительно к гражданской войне в России — сопоставление разнузданных эксцессов и актов взбудораженной мести с кровавой теоретической проповедью насилия. Когда из уст Деникина или Колчака вышло слово насилия? Мы знаем, как морально мучился бурно-пламенный верховный правитель от того, что делалось крутом. Страдал и благородный Деникин. Ленин и его присные не страдали — они гордились идейным палачеством и воспевали его.

Недостойны, однако, звания человека и гражданина те, кто рабски подчиняется насильственным экспериментам в лучшем случае фанатиков. Гиблой бы страной была Россия, если бы большевицкое насилие не вызвало борьбы, в какие бы даже уродливые формы она подчас ни выливалась. Эта борьба и будет положена в будущем на исторические весы. История далеко не всегда лавровые венки возлагает на победителей. Она, скорее, возводит в герои неудачных борцов, погибших за правду.

В.А. Оболенский сказал, что А.И. был слишком чистым человеком с сознанием большой моральной ответственности перед своей собственной совестью. Он не подходил для того, чтобы действовать в годы, когда разгораются в отравленной атмосфере гражданской войны дурные страсти. Прямолинейный вождь по натуре своей не мог быть безответственным демагогом и эластичным дипломатом, идущим на компромиссы и легко отступающим перед требованиями жизни. Быть может, в этом замечании кроется глубокая правда. Эта прямолинейная честность приводила к некоторым роковым ошибкам. Я склонен до некоторой степени присоединиться к тем, кто считает, что правитель Юга России, как и адмирал Колчак, не сумел проявить достаточной гибкости в разрешении вызванных революцией национальных вопросов, которые крайне осложнили достижение целей Добровольческой армии. Бескомпромиссно поставленный лозунг единой, неделимой России отбрасывал в лагерь противников возможных попутчиков в деле восстановления национальной России. Но белое движение имело все шансы быть вынесенным на гребень победы. И еще вопрос — собрало ли бы оно силы, если бы шло под другим лозунгом. Лозунг — Единой, Неделимой был противопоставлен разнузданной и примитивной проповеди сепаратизма и расчленения России. Оправдание Деникина в том, что идея федерации была еще в зачаточном состоянии; общественное сознание того времени далеко еще не освоило здоровой мысли областной федерации как начала прочного единства исторического организма, именуемого Россией.

Если допустить, что личные свойства А.И. делали его положение подчас трагическим в годы гражданской войны, то эти свойства перевоплощались в величайшее благо для русской общественности в дни нашего тяжелого эмигрантского бытия, когда от всех нас требовалось большое напряжение воли, дабы не пал дух. Непоколебимая твердость и моральный авторитет б. вождя добровольцев служили как бы залогом нашей непримиримости к насилию, воцарившемуся на родине. Никакого соглашательства — вот символ ген. Деникина. За все годы он остался в эмиграции неизменен, никакие политические сирены не могли его заставить поверить в эволюцию большевицкой власти. Советская власть должна быть свергнута при нашем участии словом и делом — такова всегда была позиция ген. Деникина. Его эмигрантская программа оставалась формулой белого движения: свержение советской власти и защита России. Надо ли напоминать о тех острых спорах, которые были перед войной и в которых активно принимал участие А.И., борясь, по его выражению, с «сорными травами пораженчества и псевдооборончества». В предвидении событий споры принимали драматический характер — каково будет наше поведение во время войны? Деникин неизбежно отвечал: «Свержение советской власти и защита России». Это вызывало упрек в нереальности. Нельзя, де, защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти: нельзя свергнуть советскую власть без участия внешней силы. Словом, или большевицкая петля, или чужеземное иго. «Я не приемлю ни петли, ни ига», — отвечал Деникин…