Мой отец генерал Деникин

Александр Тумской, дворянин с большой родословной, государственный советник, председатель мирового суда в управлении Седльца был важным человеком. Его жена, баронесса лютеранского вероисповедания, уроженка Прибалтики, была еще более импозантной, чем ее муж, — всегда одета в черное, светлые волосы очень аккуратно зачесаны в шиньон, поражающий проницательный взгляд черных глаз. Антон их часто видел в семье Чиж в Беле. Их разрешение было необходимо, чтобы «выводить гулять» юную ученицу по воскресеньям. Теперь он пришел к Тумским с визитом в их квартиру в Седльце. Осмотрев комнатку Аси с диваном-кроватью, обитым крепом в цветочек, он вошел в огромный салон. На стенах висел бесконечный ряд портретов, Антон насчитал до десяти столов различной величины, столкнулся с одним из двадцати пяти горшков с зелеными растениями, увидел себя в одном, потом в другом зеркале, отражавшем его с головы до ног, побоялся сесть в одно из обитых дорогой тканью кресел, обошел канапе с шелковыми подушками и наконец выбрал оттоманку, накрытую толстым ковром. Сочетание желтого и черного (дерево, из которого сделана мебель, отделано черной инкрустацией, обои и подушки — цвета лютика) вызвало у Антона полную растерянность. Но прием Тумских оказался чрезвычайно теплым.

«Временное» назначение Деникина в Варшаве затянулось. Рутинная работа оставляла много времени для работы над статьями в разные газеты. По приезде в столицу его ждал сюрприз — в качестве гонорара за свои «корреспонденции» с Дальнего Востока в газету «Новое время» он получил «астрономическую» сумму в 5000 рублей! Он побаловал свою старую мать, маленькую Асю, оставшуюся сумму положил в банк, где она не переставала округляться благодаря новым статьям. Чувствуя себя «богатым» и в данный момент ненужным в армии, Антон — после долгих шести лет службы и войны — начал мечтать об отпуске. Ему дали четыре месяца с правом провести их за границей. С июля по сентябрь Антон объезжает Берлин, Вену, Париж, Рим и Венецию. На пути домой он останавливается на несколько дней в швейцарских горах. Больше всего ему понравилась Италия, только о ней он упомянул в адресованном своей невесте письме 22 апреля 1916 года: «В одном только вопросе проявляю недостаточно патриотизма, каюсь: когда думаю об отдыхе после войны, тянет к лазурному небу и морю Адриатики, к ласкающим волнам и красочной жизни Венеции, к красотам Вечного города. Когда-то, 10 лет тому назад, я молчаливо и одиноко любовался ими…»

Уставший от немецкой, французской и австрийской экзотики или просто почувствовав недостаток денег, полковник вернулся в Варшаву в начале сентября 1906 года, на «тридцать семь дней раньше», как он отметил в своем послужном списке… Он напомнил о себе ответственному за назначения в несколько развязной, как он признавался, манере. Ответ не заставил себя ждать. «Мы предлагаем полковнику Деникину пост начальника штаба 8-й Сибирской дивизии. Если он откажется, он будет вычеркнут из списка кандидатов». Принуждать старших офицеров соглашаться на тот или иной пост, особенно в Сибири, было не принято. Возмутившись, полковник коротко сформулировал свой ответ: «Нет!», проявив затем беспокойство касательно реакции своих корреспондентов. Но напрасно. Ему было сделано новое, вполне приемлемое предложение, и никакого намека на принуждение. И вот он — начальник штаба 57-й резервной бригады. Не дивизия, а простая бригада? Дело в том, что эта бригада, состоявшая из четырех полков, в каждом из которых было по два батальона, ничем не отличалась от дивизии. Место будущего назначения — Саратов привело в восторг как самого Антона, так и его мать, поехавшую вместе с ним: наконец они своими глазами увидят то место на берегу Волги, где около века тому назад появился на свет Иван Ефимович Деникин.

Глава VIII ВРЕМЯ МЕЖДУ ВОЙНАМИ

По дороге в Саратов Деникин остановился в Санкт-Петербурге. Он хотел составить представление о различных политических партиях, чьи программы оказывали влияние на армию.

Меньшевики, большевики и социалисты-революционеры стремились к радикальному изменению режима. Первые две партии считали себя последователями Карла Маркса. Будучи первоначально едиными, они затем разделились на две отдельные партии. Большевики проповедовали немедленные действия и беспощадный террор, в то время как меньшевики, считая русский народ недостаточно «зрелым», полагали необходимым какое-то время подождать. Чтобы численное преобладание рабочего класса могло решить исход восстания, индустриальное развитие страны должно быть достаточно высоким.