Мой отец генерал Деникин

От Вас около трех недель не имею ни строчки. Прошу Вас сейчас же телеграфировать, как только получите это письмо. Обнимаю».

Глава X ВОЙНА И… ЛЮБОВЬ

Елисавета Деникина писала сыну очень редко. В письмах она рассказывала только о домашних делах, рождениях и смертях соседей и знакомых да беспокоилась о здоровье Антона. Однажды она все же сообщила ему новости об их старой знакомой Асе Чиж.

Антон ничего не знал о судьбе Аси с того самого дня, когда в желто-черном салоне с Седльце она призналась ему, что ждет любовь в образе большого и белокурого молодого человека. Эта мечта нашла свое воплощение. Она встретила Мишу Масловского, корнета 13-го нарвского гусарского полка. Масловский был крупным мужчиной с непокорными белокурыми волосами, небольшими усами, иронической улыбкой и неотразимым взглядом глаз небесной синевы. В течение нескольких месяцев молодые люди пережили время страстной любви и рассчитывали официально зарегистрировать брак, когда их разлучила война. Однажды в октябре 1914 года некто Николай Байков передал Асе последнее из ее посланных Мише писем: его нашли в кармане убитого Масловского.

Ася бросила исторический факультет в Петербурге (город в то время переименовали в Петроград), переезжала от тетки к дедушке и от дедушки к матери, переживая свое горе. Потом слез больше не стало, и она вспомнила о старом друге семьи, который «выводил» ее на прогулки, когда она училась в Варшаве, о полковнике, который, как она видела, был так смущен и тронут ее красотой, когда приехал к ней в Седльц. Она читала о нем в газетах, знала, что Антон Иванович теперь командует дивизией. Захочется ли ему, такому известному и знаменитому, получить весточку от той «маленькой Аси», которую он знает уже 20 лет? Но с чего начать? Ее мать, теперь мадам Иванова, собиралась в Киев и намеревалась нанести визит Елисавете Деникиной. Ася поехала с ней. Мать Антона, оправившаяся от болезни, очень рада была поговорить о своем сыне.

Все произошло, как она рассчитала. Ася рискнула пойти на маленькую ложь: «Я несколько раз писала Антону Ивановичу, но не получила ответа». Мать удивилась, обещала сделать сыну выговор за такую небрежность. Она сдержала слово, и получилось так, что генерал первым взял перо и написал письмо, адресованное Ксении Васильевне Чиж:

15 (28) октября 1915.

«Милая Ася!

Быть может, так нельзя обращаться? Но я иначе не умею. Мать писала мне, что я не отвечаю на Ваши письма… Если это было, я их не получал. И грущу. Потому что образ милой Аси жив в моей памяти, судьба ее меня живо интересует и я от души желаю ей счастья.

Жизнь моя так полна впечатлениями, что их хватит на всю жизнь. Горишь, как в огне, без отдыха, без минуты покоя, испытывая острые ощущения боли, скорби, радости и внутреннего удовлетворения.

Славная дивизия, которой — судьба улыбнулась — я командую 14 месяцев, создала себе исключительное положение: неся огромные потери, исколесив всю Галицию, побывав за Карпатами — везде желанная — то растаявшая, то вновь возрожденная пополнениями, исполняет свой долг с высоким самопожертвованием. Достаточно сказать, что в двух операциях, в сентябре и первой половине октября, взято ею до 12.000 пленных, 4 орудия, до 50 пулеметов и проч.

Здоровье лучше, чем в мирное время. Самочувствие — отличное. Но нервы истрепаны. И не раз в редкие минуты затишья мечтаешь о тех благотворных днях, когда кончится война (победой, конечно, — не раньше) и получишь нравственное право на… отдых. Отдых полный, ничем не омраченный: мир, покой — как хорошо. Счастье? Его почти не было. И будет ли? Но на покой я, кажется, имею право…

А до тех пор, до славного исхода кампании — полное напряжение сил, воли, мысли.

Асенька, милая, Ваше здоровье меня печалит, Ваша жизнь, насколько могу судить, не вошла еще в колею. Почему?

Напишите несколько строк. Буду рад искренне. Жду…»

10 (23) ноября 1915 года.

«Вспомнил…» — это неверно. Не забывал.

Но… сантименты не идут старому генералу, который по рангу должен представлять нечто важное, бородатое и хриплое…

Вы шутите в письмах своих, Асенька, а я за шутками вижу хмурое личико и мятущуюся душу. И вместе с Вами искренне желаю, чтобы неведомое мне на Вас свалившееся горе прошло мимо, чтобы там, действительно, оказалось «что-нибудь не так».

Распутица на время приостановила наши действия. Живем среди сплошных болот, среди обугленных развалин в скучном пустынном месте. Вместо кровавых боев — нудная позиционная война с ее атрибутами: заплывшие водой окопы и сырые холодные землянки. Непосредственно чувствуя пульс жизни, мы видим, что в рядах противника нет той нравственной силы, с которой он начал кампанию. В отбираемых у пленных дневниках — апатия, усталость, желание конца. Он не близок, он далек еще, но ясно чувствуется фатальная неизбежность поражения австро-германцев. И настанет новая светлая эра, если только кормчие сумеют уберечь страну нашу от внутренних потрясений.